за мной, как за экскурсоводом,
ступала по земле и водам.
В кино, театры и концерты
ходили мы по вечерам,
одеты празднично и броско,
как, впрочем, весь курортный люд.
Однажды узнаем: дают
большой концерт в саду приморском
ансамбль эстрадный и цыгане.
Билеты я достал заране.
Казалось, город весь спешил
пешком и на автомашинах
туда, где видны пальм вершины
и где уже оркестрик бойкий
настраивал свой инструмент…
В толпе мы плыли в тот момент,
когда в изодранной ковбойке
гигант возник на мостовой.
Давным-давно забытый мной.
Секунду он смотрел недвижно.
Поток брезгливо обтекал,
его,
стихали смех и речи.
Но вот он трубно замычал
и сделал шаг ко мне навстречу.
Толпу наискосок прорезав,
тела людей, машин железо,
он явно двигался ко мне.
Лицо ничто не выражало,
скорее даже угрожало.
Вся улица к нам обернулась,
и спутница моя рванулись,
но крепче взяв ее за локоть,
я замер, словно уличен.
Он подошел, мыча все тише,
и робко, будто бы не вправе,
потерся
о мое плечо,
погон слюны на нем оставив.
И вдруг исчез. Как будто вышел.
ОТСЧЕТ
Вставало солнце вдалеке был час рассвета.
Стояли лодки на реке — два силуэта.
Я в третьей лодочке сидел под ивой низкой.
А над водой туман летел, так близко-близко.
Полупогружены в туман, стояли лодки.
Над ними солнца великан вздымался четко.
Я позабыл про поплавок, про все на свете.
Пробился вечности исток среди столетий.
Казалось, время унесло,
как покрывало.
И только ива на весло росу роняла.
И этот робкий дробный звук как бы отсчета
меня привлек к себе не вдруг.
В нем было что-то.
Что до конца истечь могло, до страшной даты,
где время мира истекло,
и — без возврата.
Еще погружены в туман стояли лодки.
Над ними солнца великан вздымался четко.
АНАЛИЗ КРОВИ
Лицо родного сына
среди других людей —
как жизни сердцевина
и центр вселенной всей.
Вот врач его уносит
налево, в кабинет.
Пощады сын не просит.
А я смотрю им вслед.
Сейчас игла вонзится,
он страшно закричит,
из детского мизинца
кровь закровоточит.
Двадцатый век суровый, чтоб к людям добрым быть, ты любишь малость крови сперва у них попить…
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ПЕЙЗАЖА
Еще у реки
невыспанный вид,
деревьев
задумчивы глыбы.
Росою рассвет
листву серебрит,
и плещутся листья, как рыбы.
И веером
брызжут мальки по воде,
от щучьей охоты спасаясь.
И тает луна —
еще здесь и нигде.
Пастушка проходит босая.
Еще в синеватом тумане встает
заречное солнце над бором,
и зимородка
зеленый полет
мелькает внезапным узором.
Еще под водой поплавок не исчез,
еще я пятнадцатилетний.
..Лишь память хранит эту речку и лес,
лишь память —
приют их последний.
Где мой зимородок? Где эта река?
Лишь пни и зловонная жижа.
А вдруг я последний
издалека
то утро
все еще вижу?
Исчезну —
исчезнут вместе со мной,
не станет и в памяти даже,
тот лес и река, и туман над рекой,
подросток
на фоне пейзажа.
Так пусть же роса листву серебрит,