Иван критично подошел к своим аналитическим способностям и признал, что вряд ли сможет без помощи профессионалов найти ответы. Напрашивался один простой ответ на простой вопрос: а надо ли тратить время на бесплодные поиски?
В конце концов, он просто заполнил описание своих действий и все, что ему удавалось узнать. Из отчета он исключил Люсю и «шаманство», эта тема не касалась никого. Он нашел ответ на причины смертей тех мужчин, о которых говорил Москвичов — страх. Но объяснение невольно повлекло бы за собой объяснение механики кодирования, и как ни крути, при желании, полковнику удалось бы привязать смерти к Люсе. А этого Иван не хотел. Он не пытался объяснить даже самому себе, почему не хотел, потому что это объяснение потащило бы из него совершенно иные глубинные мотивы, которые Иван старательно прятал и от самого себя.
Он старался не думать о Шкребко, но чем сильнее старался, тем настойчивее память напоминала о ней. То мимолетным запахом, напоминавшем аромат ее духов, то вкусом ее губ на губах, то ощущением, что она где-то рядом, в соседней комнате. И это нравилось Ивану и одновременно злило. Он старался вызвать из памяти образ Оксаны, ребенка, пускающего молочные пузыри… возбудить в себе нежные чувства, вспоминая, как жена кормит грудного сына, и никак не получалось создать устойчивое ощущение скуки и нежности.
К вечеру третьего дня Иван дописал отчет до точки, сложил и упаковал в приготовленный конверт.
Делать было нечего. От слова совсем. Он подумал, а не позвонить ли по ноль девять и хоть этим как-то напомнить о себе?
Он подошел к аппарату, но в этот момент раздался звонок в дверь.
Иван подошел, но открывать не спешил, снизив тембр голоса до хрипотцы, как он говорил на процедурах «шаманства» он спросил:
— Хто там?
— Ваня! Это я, Степан Богданыч! Открывай!
Тесть? Откуда он узнал об этой квартире?
Иван уже взялся рукой за ключ, но медлил. Чего-то не хватало.
— Ваня! Это я, — негромко повторял тесть, — отворяй! Ну, хорошо, где тут в аптеке можно купить кислород? Я от Москвичова! Открой! Поговорить надо!
Иван повернул ключ, и тесть ворвался в прихожую.
— Закрывай!
— Что с вами, Степан Богданович? — удивился Иван.
Тесть был в своей форме, немного возбужден. Он присел в прихожей на стул, обмахиваясь фуражкой.
— Запарился! Вань, принеси водички! Во рту як в пекле!
Иван пошел на кухню, но вдруг в голове вспыхнуло, и он потерял сознание.
Пришел в себя от того, что по лицу текло и неприятно щекотало кончик носа. Иван попытался смахнуть неприятную жидкость, но руки оказались скованы. Он попытался встать, но и это не вышло. В голове стоял гул и звон, словно множество самых разных колоколов от маленьких до огромного зазвучали разом и не могли никак утихнуть.
Иван открыл глаза и понял, что сидит привязанный к стулу, лицом к стене. Тесть сопел за спиной. По носу опять потекло и с кончика носа сорвалась рубиновая капля, шлепнула на пол, разлетелась брызгами. Кровь!
— Что случилось, Степан Богданович? — попытался спросить Иван и кое — как, запинаясь и покашливая, сумел этот сделать.
— Очухался, зятек? — тесть оттащил Ивана от стены и развернул к себе лицом.
— Что это все значит?
— Долго объяснять, — тесть снял китель и отнес его в прихожую. — Хотя, времени у нас достаточно. Хочешь понять? То добре. Только не перэбивай. Потому что мне дуже хочется хоть кому-то излить то, шо никому никогда не говорыл, а тебе вот скажу.
— Отчего такая честь? — спросил Иван.
— А потому шо ты уже никому ничего не расскажешь, — тесть хохотнул, — так с какого места тебе объяснять?
— Давайте сначала, — Иван пытался сообразить, какое отношение Пасюк-Пивторацкий имеет к заданию Москвичова. Ведь он знает пароль. Пароль, который указан в личном деле, но тесть не назвал секретного личного пароля, а значит, он каким-то образом получил доступ к делу. Москвичов предупреждал об этом. Но Ивану не могло прийти в голову, что тесть решит воспользоваться этой информацией. Зачем?
— Это смотря, шо считать началом, — Тесть взял второй стул и сел верхом напротив. — С какого момента? С той ночи, когда ты переспал с моей Ксанкой? Или с той ночи, когда твой батька копыта откинул? Ты определись.
Иван дернулся, но скотч, которым тесть его скрутил, был крепким.
— Тогда давайте с конца, — проговорил он. — Что вы собираетесь со мной сделать?