— Хорошо, сэр, оставайтесь здесь, но отойдите подальше. — Полицейский разбежался и ударил в дверь всей тяжестью своего тела.
— Господи! — Он отскочил, потирая плечо. — Даже не сдвинулась. В этом месте, должно быть, проходит брус. — Он снова отошел назад, разбежался и пнул ногой в середину двери. Дерево треснуло, и дверь отлетела назад.
Фин не остался на улице и прошел за полицейским в дом. Он наблюдал, как ноги констебля пересекают тонкий слой белого порошка на истертом линолеуме, оставляя единственную цепочку следов в тесном холле. Заплесневелые обои, треснувший столбик перил и полуоткрытая дверь. Полицейский распахнул ее шире, и они заглянули внутрь.
Старик на самом деле не лежал, поскольку там не хватало достаточного пространства, чтобы лежать. Комната была туалетом. Худоба позволила старику сидеть на полу, прижавшись к унитазу. Жуткие на вид полоски пижамы подчеркивали положение его конечностей: одна нога была подтянута и согнута в колене, другая, вытянутая вперед, не давала двери закрыться; руки прижались к груди, но ладонями, как ни странно, были обращены наружу, словно пытались кого-то или что-то оттолкнуть. Лысая голова крепко уперлась в стену, глаза раскрылись, а на лице застыло выражение, которое заставило полицейского снова сказать: «Господи!» Сердце колотилось, но перед ним был давно остывший труп.
Фин знал, что его могут прогнать в любую секунду, поэтому быстро осмотрелся. На теле следов вроде бы не было, но кончики пальцев выглядели подозрительно: сломанные ногти и засохшая кровь под ними. Дверь запиралась на простой крючок, который теперь свободно болтался. Краска на стенах шелушилась от старости, отслоившиеся кусочки усыпали тело. Окон в туалете не было, кроме небольшого вентиляционного отверстия.
— Пожалуйста, вам нельзя здесь находиться.
Фин вышел на улицу. В ярком утреннем свете улица и дома казались почти чистыми. Несколько мальчишек оккупировали мостовую, успевая пинать мяч и следить за полицейской машиной. Фин сокрушался.
— Хорошо быть живым, — бормотал он. — Даже трясущийся от страха старик будет рад такому утру, выйдя за молоком. Лучше быть живым, старым и трясущимся от страха, чем таким вот куском мертвечины, который лежит там. Боже!
— Вы что-то сказали, сэр? — спросил полицейский у него за спиной.
Фин замолчал, но не мог сдержать своих мыслей: Бедный старик, в конце концов ты оказался прав.
Глава третья
— Убийство? — Старший инспектор Гейлорд пытался изобразить улыбку на лице, но не получилось. Легкое колебание орлиного носа, небольшая складка возле губ — вот и все изменения на этой гранитной поверхности. — Вы, любители, не перестаете меня радовать.
Непременно убийство, что же еще?
— Не непременно, — сказал Фин. — Но на этот раз...
— В тысячный раз. Не такая уж редкость для человека за семьдесят откинуться с сердечным приступом. Из года в год мы сталкиваемся с несколькими сотнями подобных случаев. И сколько стариков умирают каждый год в результате убийства? Меньше дюжины.
— В этом году можете спокойно рассчитывать на чертову дюжину. Есть что-то ненормальное в убийстве майора Стоукса. И никакие статистические машины полиции не сделают его нормальным.
Гейлорд повернулся и дернул за шнурок жалюзи. Слитки полуденного солнца упали на его стол, легли полосками на дело Стоукса, Э. У.
— Статистика может быть полезной, Фин.
— Пока мы не поклоняемся ей. Стоукс не может быть полезным числом, будучи сам по себе. А он был сам по себе, это факт.
— Я не улавливаю.
Фин откинулся, прикрыв глаза от света.
— Я имею в виду, он был одиноким, напуганным стариком. Он думал, что кто-то хотел убить его, и обратился за помощью. И помощь пришла — только слишком поздно. Это заставляет меня задуматься о содержимом его письма.
— О, мы видели это письмо. В нем нет ничего ценного, уверяю вас. Конечно, мы перешлем его в МО{28}, но только сумасшедший мог написать такое. Фин, никто не хотел убивать старика, как вы не можете этого понять? Он банально сошел с ума и банально умер. Почему вы не хотите оставить его в покое?
— Потому что я не удовлетворен в отличие от вас. Кажется, вы успокоились, найдя бутылку дигиталиса{29}?
Гейлорд подпрыгнул, словно ужаленный.
— Как вы узнали?
— Дедукция. Вы упомянули, что у него был сердечный приступ, однако отчет патологоанатома еще не готов, поэтому единственное, на чем основано ваше доказательство, это предположение полицейского врача, подкрепленное чем-то более существенным — бутылочкой лекарства.