— Хорошо. — Портман, вздохнув, откинулся назад. — Ответ будет простым: никак не вписался. Он всех достал. Во-первых, он таскал с собой маленькую записную книжку, куда — у всех сложилось одинаковое впечатление —собирал информацию о нас. Мы заметили, что книжка возникала в тот момент, когда кто-то, например, говорил что-то хорошее о русских. Однажды, ради красного словца, я заявил, что хороший адвокат, — и привел в пример себя, — может запросто оправдать убийцу, пусть и виновного. Я сказал, что надеюсь однажды доказать это, чтобы не быть голословным. Конечно, все это было напыщенной брехней, но он записал ее.
Кроме того, он не вписался еще и потому, что остальные предпочитали расследовать убийства, а не шпионские интриги. Целью наших маленьких посиделок было распутывание классических убийств. Хотя, конечно, у каждого из нас был свой уклон.
Например Дэнби, наш клубный полицейский. Он обожал американские крутые детективы, где лихие парни в равной мере успевают заниматься сексом и мордобоем. Полагаю, вам будет интересно знать, что он думал о старом Стоуксе? Думаю, он его ненавидел. Трудно объяснить, но Дэнби, кажется, был обижен на всех. Но Стоукса он ненавидел, скорее всего, потому, что тот был офицером и джентльменом. Это может показаться тривиальной причиной, но тогда Дэнби был простым парнем, вечно попадающим в небольшие передряги по поводу надуманных оскорблений. Мачизм, полагаю, так теперь это называется. А раньше просто — нарываться на неприятности.
— Кто-нибудь еще ненавидел Стоукса?
— Большинство из нас смотрело на него просто как на назойливого зануду. Но у Хайда было достаточно причин ненавидеть его. Джервейс Хайд — клубный эстет. Большую часть времени бездельничал, позируя и пытаясь штамповать эпиграммы. Прямо как в какой- нибудь Желтой книге3'' — реликвии исчезнувшего века. Всегда рассуждал о так называемом искусстве убийства. Думаю, под этим он подразумевал настоящие зверские преступления без мотива: тела, распиленные или растворенные в кислоте, невесты в ваннах, трупы в багажниках. Он постоянно говорил о «психологическом уклоне», хотя я сомневаюсь, что в психологии он разбирался лучше остальных. Реальные преступления, казалось, интересовали его больше, чем вымышленные. Думаю, когда он наталкивался на нераскрытое убийство, он в наполовину надеялся, что оно останется нераскрытым. Но о чем я только что говорил?
Ах да, Хайд и Стоукс. Неприязнь с самого начала. От любой манерности у майора вставала шерсть дыбом, а намек на гомосексуальность вообще выводил из себя. Хайд был манерным педиком, а, может, просто притворялся, но Стоукс едва ли мог вытерпеть минуту, находясь с ним в одной комнате. И если кто-то адски тебя ненавидит, ты обязан ответить взаимностью. Не раз встречи заканчивались криками: «Коммунист!» и «Нацист!», летевшими с обеих сторон. Остальные пытались притворяться, что это было сказано в шутку, но это была настоящая война.
— А другие? Как они воспринимали майора Стоукса?
— Латимер, я бы сказал, был слишком погружен в свои пробирки и реторты, чтобы обращать на него внимание. А сэр Тони был слишком воспитан, чтобы кого-то задеть.
— Сэр Тони — это сэр Энтони Фитч, не так ли?
— Да, мой покойный тесть. Он погиб во время бомбежки, так что его мнение в любом случае сейчас не актуально. И остается Доротея. Она — нормально. Всегда относилась к Стоуксу как к ребенку, каковым он и был на самом деле. Она действительно ладила со всеми, несмотря... Но, я вижу, наше время вышло.
— Несмотря на что?
— Ни на что, серьезно. Она была довольно-таки холодной стервой, но, думаю, годы смягчили ее. Во всяком случае, она уж точно никогда не была убийцей — думаю, я достаточно насмотрелся, чтобы судить. Теперь наше время действительно истекло.
Интерком прожужжал дважды. Фин поднялся на ноги.
— Последний вопрос. Фамилия Грин что-нибудь говорит вам? Можете ли вы назвать какого-нибудь Грина, связанного с Разгадчиками?
31. «Жёлтая книга» (англ. The Yellow Book) — английский литературный ежеквартальный журнал, издававшийся в 1894—1897 годах и давший название «жёлтые девяностые» последнему десятилетию XIX века.
— Нет, я знаю, по меньше мере, дюжину Гринов, но ни одного по линии убийства. Однако что же вы не спрашиваете меня, где я был во время преступления?
Фин улыбнулся.
— Я бы не посмел спрашивать адвоката о его алиби. Простите, что отнял у вас так много времени, но мне показалось, что это срочно.
— Вполне вас понимаю. Увы, сегодня у меня трудный день. Хочешь-не хочешь, а придется освободить кабинет, пока стекольщик будет чинить окно. Вчера ночью какой-то меткий малолетний вандал засадил в него апельсином. Небольшая загадка может дать пищу для ума.