Выбрать главу

Ни Леон, ни Тихон все равно никак не отреагировали на мои жалкие попытки отстраниться, избежать того, что неминуемо нависло над нами тремя грозовой наэлектризованной тучей. Никто из них не остановился.

Тихон снова наклонился ко мне. Его ладони смело накрыли мою грудь, стиснули ее прямо поверх ткани. Я невольно охнула, потому что даже это невинное касание, через одежду электрическим разрядом пронзило меня насквозь.

Леон уже вовсю поглаживал мой низ живота поверх трусиков, а затем проник внутрь, провел пальцами по складочкам:

— Мокрая вся... Пиздец...

— Маленькая, — Тихон поднял голову и всмотрелся в мое лицо, — ты хочешь? Меня? Или его?

— Нас она хочет, — вдруг промурлыкал Леон, не останавливаясь, потирая меня уже совсем уверенными движениями.

— Подождите... — пролепетала я, но мой голос был таким же слабым, как и моя воля. Потому что тело уже сделало выбор — точнее, не сделало его. Оно жаждало их обоих, и отказаться от этого я была не в силах.

— Боишься? — Тихон глядел в упор, крепко придерживая меня. — Или стыдишься?

— Мы чувствуем, что ты желаешь, — прошипел Леон, — Просто скажи.

Альфы стояли так близко, что я ощущала, как стучат их сердца. Как тяжело они дышат. Как густой запах их возбуждения — мускусный, щекочущий — впитывается в мою кожу.

Они оба были моими. Оба были готовы взять меня прямо здесь и сейчас. Но была ли готова я? Не телом — а сердцем, душой, умом. Отдать невинность легко, а что дальше?

Я не знала, чем все это закончится. И, возможно, не хотела знать. Это было как падение — страшное, пьянящее, с ощущением, что если продолжить, меня уже никто не соберет обратно. Но все равно не могла остановиться.

Леон и Тихон переглянулись, что-то решая. И, кажется, пришли к какому-то соглашению.

Глава 17. Леон. Тихон. Решение

Леон

Мы проводили Оливию до общежития — я и Тихон, вдвоем. Даже не подрались, хотя вмазать ему еще раз ой как хотелось.

Мои кулаки непроизвольно сжимались при каждом его взгляде, брошенном в сторону моей детки. Я чувствовал, как внутри все кипит от ревности и раздражения, но держал себя в руках. Тихон же шел невозмутимый и спокойный, словно ничего не происходило. Будто не он всю дорогу не сводил с Оливки голодных глаз.

Делать ничего с нашей омежкой мы не стали. Как мой бедный член это пережил, как от напряжения не лопнули яйца — сам не понял. Но моя крошка была достойна большего, чем банальный трах в переходе между корпусами. Как минимум, определенности.

Я смотрел ей вслед, пока она не зашла в корпус. Когда ее сладкий запах растворился в воздухе, позволил себе выдохнуть. Пальцы все еще ощущали ее тепло, а из головы никак не удавалось прогнать картинки того, как Оливия становится на колени и берет мой ствол себе в ротик. Успокаивало лишь то, что это впереди.

Моя истинная ушла к себе в комнату, а я стоял и охуевал от себя. Куда подевалась вся моя былая прыть, когда я просто ебал омегу, а утром забывал, как ее звали — если вообще знал?

Но не с Оливкой. С ней бы так не получилось. В мудреные слова облекать эти ощущения не было желания — я знал, что тут все по-другому, и этого было достаточно.

Но блядь — даже эту идиллию кое-что портило. Тихон. Второй альфа — мощный, реальный, претендующий на то же, на что и я.

— Бля, что делать-то будем? — вбросил я в пространство, глядя туда, где минуту назад была Оливия.

Тогда, в переходе, мы обменялись взглядами, и теперь следовало понять, сошлись ли мы во мнениях. На тот момент мне показалось, что да, но хуй его знает, всегда лучше спросить.

Тихон не ответил. Он всегда был из тех, кто больше действует, чем говорит. Мы не были близко знакомы до всей этой истории, но приблизительно я понимал, что он за альфа.

— Я верю Оливке, — продолжил я, не оборачиваясь. — Двойная истинность — ей нужен каждый из нас.

Ответом снова было давящее молчание.

Я повернулся. Тихон смотрел в сторону, челюсть была сжата. На скулах играли желваки. Его запах — резкий, со злостью и фрустрацией — бил в нос, но я не отступал.

— Хочешь драться? — я прищурился. — Или, может, хватит?

Тихон наконец зыркнул на меня. В его мрачном взгляде читались ярость, боль, и... да, что-то еще. Та же самая обреченность, что поселилась во мне.

— Не хочу, — глухо сказал он. — Но и отдавать ее не собираюсь.

— И не надо, — я шагнул ближе. — Я тоже не собираюсь. Поэтому придется действовать официально.

Он глянул на меня исподлобья.

— В смысле?

Кажется, я переоценил этого громилу. Думал, он сообразительнее.