И в горле Двалина пересыхает, и он, закусив губу, мерцая взором, вводит внутрь морийца еще одну пару пластин… и все пластины, одна за другой, входят внутрь, приятной тяжестью, чуть прохладной, заполняют нутро Бофура.
И впервые после близости, внутри Бофура нет томящей пустоты. и это так странно-остро, чувствовать в себе вещь Двалина, что Бофур неверяще вслушивается в себя, каждой клеточкой наслаждаясь тем, как скользят внутрь одна пара пластин за другой.
— Я хочу, чтобы он был в тебе, — хрипло говорит Двалин. — Весь день, до самой ночи. Чтобы я был внутри тебя.
Последнюю пару Двалин не вводит в него, и Бофур чувствует прохладные пластинки меж своих половинок и хочется до них дотронуться. И телу так сладко…
— Мне пора уходить, — с сожалением говорит Двалин, даря последний поцелуй.
Он встает и одевается, а Бофур лежит и смотрит на него, тоже сожалея… но его отвлекает браслет внутри своего тела. Даже пошевелится с ним странно и удивительно… будто частица Двалина осталась с ним. Внутри него. И живот сладко скручивает от томления…
И половина дня проходит мимо него, охваченного новыми ощущениями. Пустоты внутри нет… и Бофур изредка, подчиняясь желанию, скользит рукой в штаны и касается меж половинок каменных, легких пластинок… и ловит себя на том, что ему нравится это…
*** *** *** *** *** *** *** *** *** *** ***
Балина тревожит Бофур. Тревожит то, что даже спустя месяцы он не подымает на других глаз, что молчит и лишь отвечает на вопросы негромко и коротко. Тревожат темные следы от губ брата на его шее, то, с какой готовностью и покорностью тот принимает поцелуи и объятия Двалина. И если для брата это нечто большее, чем потребность в чужом теле и в плотском утешении, то для Бофура это именно оно.
Двалин любил морийца, хотя навряд ли скажет то вслух, но Бофур…
Нет, любви как таковой Балин не заметил. Это и было тревожно. Чем могут кончиться такие отношения?
Балин желал счастья Двалину, даже если его счастье заключалось в том, чтобы быть с другим мужчиной.
Да и Бофуру он не желал зла. Ему хотелось помочь, чтобы он перестал прятать глаза и боятся с кем-то общаться.
Балин думал долго. Нельзя было позволять Бофуру и дальше прятаться за спиной Двалина и в его комнатах. Он должен был поверить в себя, поверить в то, что в Эред Луине он в безопасности. И он должен был начать общаться с другими. Но Двалин должен был остаться для него единственным в определенном плане… в нем нет любви к Двалину, но в нем чувствуется некая благодарность и зависимость от него. И это чувство стоило того, чтобы его подогревать и взращивать, дабы однажды оно сравнялось по силе с любовью Двалина.
Балин хотел добра им обоим. И у него был план.
Он попросил разрешения у Двалина, дарить Бофуру “подарки” от его имени. Подарки “Двалина” должны были породить в Бофуре увереность, что он нравится брату не только телом, что ему важно, что он чувствует. И Балин про себя радовался, когда замечал, что расчет оправдывается. Взгляды Бофура изподтишка на младшего брата, были все больше полны благодарности.
И радуясь этому, Балин приступил ко второй части своего плана. Это было труднее и легче одновременно, найти способ заставить Бофура общаться с другими, сохраняя привязанность и зависимость к Двалину. Помог случай.
Бофур, как и большинство простых гномов из низов, не умел читать и испытывал некое благоговение перед рунами кхуздула. И те, кто умел писать, в глазах простых гномов был посвящен в некое таинство и даже колдовство, ибо могли прочесть тайны, запечатанные на пергаменте книг. И заметив однажды, с каким благоговением Бофур, замерев, следит за пишущим под диктовку Балина Ори, старый гном нашел решение задачи…
Дети. Перед ними у Бофура не будет страха. И через них он сможет обрести в себе уверенность, перестанет отмалчиваться и прятать глаза.
— Бофур, — однажды сказал он, придя в комнаты Двалина. Мориец тут же вскочил на ноги и низко поклонился, тут же отступая и опуская голову.
— Бофур, — вновь мягко сказал Балин. — Моему хорошему другу, мастеру Риллину, нужен помощник. Он учит детей чтению и письму, и я сказал ему, что ты с удовольствием ему поможешь.
— Но… но… я не умею читать, — прошептал ошеломленный Бофур.
— О, это совершенно от тебя не требуется, — успокоил его Балин. — Иногда Риллину нужно вовремя урока выйти и нужно, чтобы кто-то проследил за детьми. А то дети, удивительным образом, могут разнести в пух и прах комнату для занятий… в этом нет ничего сложного. И я уже передал твое согласие Риллину. Так что все решено!
Бофур не решился возражать и вскоре оказался в окружении десятка шкодливых непосед и старого, совсем пожилого гнома. Риллин покидал занятия довольно часто и по вполне естественным причинам. А иногда, дав задание детям, просто… засыпал.
Балин был прав. Бофур не испытывал страха перед детьми. Наоборот, он любил их и с удовольствием возился с ними. Не прошло и месяца, как мориец уже ходил с прямой спиной, говорил нормально, не шепотом и не спотыкаясь, и вполне уверенно и смело мог призвать учеников Риллина к порядку. Балин усмехался в бороду, довольно переглядываясь с Риллином, когда Бофур в конце занятий, спрашивал-“проверял” урок с детей. Мальчишки и девчонки по одному показывали гному свои восковые таблички и рассказывали, какие руны написали-выучили за занятие, что они означают и как складываются с другими рунами.
Когда тебе с дюжину раз поведают, что это за руна, трудно самому не запомнить ее. И очень скоро… Бофур научился читать.
Прошел год, и мориец уже ничем не напоминал того раба, что они спасли во время своего путешествия. На его лице все чаще появлялась улыбка, что он дарил прежде всего детям, он посветлел, и из глаз его ушел затаенный страх. Он по-прежнему неохотно говорил с другими гномами, и не стремился с ними общаться, но перестал прятаться, вынужденный и после уроков Риллина “приглядывать” за детьми и носиться за ними по всему Эред Луину.
А потом…
Бофур сидел на крепостной стене, и играл на флейте. Мелодия грустная-светлая, наполненная меж тем тихой теплой радостью, ласкала слух. Но мелодию оборвал подошедший Двалин. Он сел рядом и притянул к себе на колени морийца, жадно целуя, и Бофур ответил ему, положив руки на плечи.
И ставший тому свидетелем Балин, с удовлетворением кивнул. Он мог себя поздравить.
План удался.
*** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** ***
спустя семь лет…
— Мастер Бофур! Мастер Бофур! У меня не получается! — пожаловался маленький рыжий гномик, протягивая восковую табличку своему учителю.
— Что же у тебя не получается? — с улыбкой спросил его учитель. — Риш, ты уже решал такие задачи. Вот смотри…
Но объяснить, где ошибся маленький Риш, Бофур не успел. В дверь комнаты для занятий постучали и в класс зашел Балин.
— Господин Балин, — поприветствовал его Бофур. — Дети, поприветствуйте господина Балина.
— Здравствуйте!!! — на разные голоса возопили хором десять малышей.
— И вам того же! — с улыбкой отвечал им Балин, и обернулся к их учителю: — Бофур, тебя кое-кто ждет за дверями. Очень ждет… ты иди, а я пригляжу за этими сорванцами.
Бофур удивленно посмотрел на Балина, но согласно кивнул. Он ждал увидеть за дверями Двалина…
— Ури?!
Его рыжая сестренка со слезами улыбнулась ему. А позади, за ее спиной, крепко держась за юбку, прятался черноволосый малыш…