– Всегда.
Восемнадцатилетняя Мия, сидящая на капоте моей машины и просящая о том же, мелькает передо мной. Только на этот раз это не вопрос. Каждой чертовой частичкой себя я хочу сказать это в ответ. Я хочу пообещать ей, что буду с ней всегда. Я хочу пообещать ей, что смогу держать себя в руках.
Я судорожно сглатываю, пока она наблюдает, как я веду битву с самим собой.
– Всё в порядке, Джесси. На этот раз я не спрашиваю. Я говорю тебе. Ты вернулся ко мне, ты влюбился в меня, и я влюбилась сразу вслед за тобой. Можешь мне поверить, когда я говорю, что это навсегда.
ГЛАВА 42
ДЖЕССИ
Дженсен
«Ты дома?»
Я
«Да. А что?»
Дженсен
«Потому что я стою под твоей дверью уже последние пять минут. Я знаю, что это произойдет оно только через полгода, но я куплю тебе на день рождения умный дверной звонок.»
Перекидываю скакалку через скамейку для гирь, хватаю футболку, натягиваю её и направляюсь к входной двери.
Когда я открываю её, Дженсен, не теряя времени, заходит внутрь и осматривается, прежде чем его взгляд останавливается на мне.
– Сразу видно, что здесь теперь живет девушка.
Я скрещиваю руки на груди.
– Почему?
Шагая на кухню в своей тренировочной форме, он открывает холодильник и достает Гаторейд. Открывая крышку, он делает большой глоток и держит бутылку в одной руке.
– Потому что здесь чисто.
Я сажусь на стул у островка, задираю подол футболки и вытираю пот со лба.
– Зачем я тебе понадобился?
Он стоит напротив меня, опершись руками о стойку.
– Мы не хотим давить на тебя, чувак, поэтому я сказал, что приду один. Прошло несколько дней с тех пор, как...все случилось, и я хотел проверить тебя. Мия сказала, что ты большую часть времени прятался в спортзале.
Я откидываюсь на спинку стула, и мои руки снова инстинктивно складываются на груди. Я мысленно возвращаюсь к сегодняшнему утру, в постели с Мией, зная, что мне нужно быть сильным ради неё и ради нас. Я не могу продолжать прятаться в своей квартире, где мрачные мысли становятся громче в тишине.
– Завтра я возвращаюсь на лёд.
– Ты будешь в порядке? Я имею в виду, после всего, что произошло.
Волнение, которое кипело во мне с тех пор, как моего отца выпустили под залог в ожидании расследования, нарастает. Я знаю, что мои друзья всего лишь пытаются присмотреть за мной, но, честно говоря, они ничего не знают о том, через что я прошел. То, что они видят, – это парень, потерявший свою маму-аклоголичку в результате трагического несчастного случая на лестнице, и отец, которого допрашивают о его нападении на Мию, а также его историю о том, почему потребовалось так много времени, чтобы позвонить в девять-один-один. Он сказал, что в это время его не было дома, и, вернувшись домой, он застал её в таком состоянии.
Гребаный лжец.
Моё сердце бешено колотится где-то в горле, когда я делаю глубокий вдох и задерживаю его на четыре секунды.
Дженсен не произносит ни слова, но остается на том же месте, ожидая, когда я заговорю.
Я опускаю голову и крепко зажмуриваю глаза, зная, что я совсем не в порядке. Я не в силах сдержать свои эмоции, и они выплескиваются наружу.
– Я кусок дерьма, который должен был приложить больше усилий, чтобы спасти её.
– Это была не твоя вина, Джесси, – отвечает он. – Ничего из этого не было твоей виной.
– Тогда почему у меня такое чувство, что, кроме одной части моей жизни, всё остальное – полный пиздец?
– Мия?
– Да. Почему она всё ещё здесь? Со мной? С парнем, который не смог защитить собственную маму? Что это говорит обо мне как о личности? Я решил уехать в Сиэтл и сбежать от своих проблем. Я выбрал легкий путь, пока она гнила. Когда она умерла, в её организме было так много алкоголя, что медики даже не уверены, была ли она в полном сознании до того, как упала. Что за человек позволяет собственной гребаной матери дойти до такого состояния? А?! – моя рука взлетает к груди, когда я бью себя по грудине. – Я скажу тебе, кто, Дженсен. Такое отродье, как я. Точно такой, каким он меня назвал. Именно таким я всегда был.
– Джесси, я... – он обходит островок и кладет руку мне на плечо.
– Всё, на что я гожусь, – это быть на льду. Но знаешь что? – я отпускаю его руку и встаю, направляясь к своему балкону, моя рука вытянута вперед, когда я указываю на внешний мир. Слово "тошнота" вырывается из меня, и мои секреты раскрываются под тяжестью осознания того, что я на грани потери всего этого, возможно, даже своего разума. – Меня тошнит от этого дерьма. Надоело притворяться каким-то классным парнем, который не хочет напиваться до чертиков каждую секунду каждого гребаного дня. Потому что я хочу. Всё, чего я хочу, это взять бутылку и пить, пока это больше не будет иметь значения. Пока моё лицо не онемеет настолько, что мой мозг не сможет что-либо обрабатывать. Это то облегчение, в котором я нуждаюсь.
Он делает пару осторожных шагов ко мне.
– Джесси...
Я прервал его.
– Никто на самом деле не знает, что произошло. Знаешь почему? Потому что я не могу вспомнить. Мой мозг не может вспомнить! Моменты, воспоминания, побои от моего отца – они где-то там, – я сильно ударяю себя внутренней стороной запястья по виску. – Всё, что здесь происходит, – это печаль, всепоглощающая гребаная боль. Я рассказал Мии всё, что могу вспомнить, но остальное...остальное умерло вместе с моей мамой. Мой брат умер, потому что я был сильнее его, а моя мама умерла, потому что я был слишком эгоистичен, чтобы взвалить её на плечо и вывести из этого богом забытого дома.
Я присаживаюсь на корточки, ненависть к себе нарастает до неконтролируемого уровня. Опускается красный туман.
– Если бы не твоя жена, я бы не спас свою девочку. Я бы даже не узнал, что она была с ним. Я был слишком занят своей головой, придумывая дерьмовые оправдания своей жизни, в то время как другая часть моего сердца была прижата к стене.
Дженсен подходит к моему дивану и садится, упираясь локтями в колени и глядя на меня.
– И давно тебя посещают эти мысли, приятель?
Я поднимаю голову к потолку и улыбаюсь.
– Наверное, легче спросить меня, когда их нет.