Выбрать главу

И вот тогда я вижу это. Спиной ко мне в той же секции находится другой студент.

Пожалуйста, о, пожалуйста, не ищи ту же книгу, что и я.

Первое, что я замечаю, – черная кепка “Scorpions”, которую он носит задом наперед, а потом до меня доходит – его пряный одеколон, и я останавливаюсь как вкопанная. Даже если бы я захотела пошевелиться, я не смогла бы.

И даже когда он стоит ко мне спиной, я точно знаю, кто это. Кому принадлежит рука, которой он рассматривает книги.

– Джесси? – шепчу я, мой голос едва слышен даже в тишине библиотеки.

В ту секунду, когда он поворачивается ко мне лицом, я понимаю, что с ним не всё в порядке. Я видела его пару недель назад, перед тем как он сбежал из кафе, но в те несколько мгновений, по крайней мере, я знала, что с ним всё в порядке.

Но не прямо сейчас.

Он выглядит так, словно не спал несколько дней – как тогда, когда был с “Destroyers”.

На его лице выражение ужаса…

Его обычные пронзительные голубые глаза потемнели, светлая щетина на подбородке длиннее, чем я когда-либо видела, а цвет лица кажется серым. Но так или иначе, он по-прежнему самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.

Вы бы не подумали, что он был хоккеистом НХЛ и определенно не самым одаренным в поколении, а может быть, даже в нескольких.

Мужчина передо мной выглядит так, словно провел несколько ночей без сна, и это разбивает моё гребаное сердце до глубины души.

Люблю ли я Джесси Каллагана?

Когда-то я был уверена, что люблю. Когда папа сказал мне, что его обменяли и я его больше никогда не увижу, я заперлась в своей комнате и плакала до тех пор, пока не заболели не только глаза, но и все тело.

В итоге я убедила себя, что это была юношеская любовь, и грусть сменилась гневом и обидой. Он так и не позвонил мне и оставил мои сообщения на прочтении — от двух синих галочек у меня внутри всё перевернулось самым ужасным образом.

В конце концов, я была рада, что не отдала свою девственность Джесси Каллагану. Потому что он этого не заслуживал.

Никто из нас не пошевелился с тех пор, как я прошептала его имя в тишине.

– П-почему…Как ты здесь оказался?

Он снова смотрит на книги и крепко зажмуривает глаза.

Когда он берет с полки случайную книгу, то изучает обложку и тихо смеется, но в этом нет ничего смешного.

– Решил, что это лучшее место, чтобы начать с самопомощи, – выдавливает он.

За исключением нескольких слов о том, что он плохо себя чувствовал, когда я увидела его в Уистлере, я не разговаривала с ним напрямую несколько месяцев.

Прошлым летом мы провели вместе пару часов, когда однажды вечером он пригласил меня на ужин в Далласе. Наконец-то он ответил на одно из моих сообщений, когда я спросила, всё ли с ним в порядке.

Он был мудаком той ночью. Он сказал мне, что хочет меня, но мы не можем быть вместе, и мне лучше двигаться дальше и держаться подальше от него. Холодность, с которой он произнес это, пробрала меня до костей.

Я знаю, мне не следовало отправляться Уистлер и ждать его в том кафе. Мне следовало послушать его в прошлом году. Но когда тренер Берроуз – ближайший друг моего отца и мужчина, которого я знаю большую часть своей жизни, – пригласил меня к себе домой на День благодарения в прошлом году, я не могла не услышать, как он рассказывал своей жене, что Джесси и его друзья проведут каникулы в Криксайд Виллидж. Я хотела увидеть его, убедиться, что у него всё в порядке. Сказать ему, что я делаю то, о чём давно мечтала – ухожу из “Destroyers” и следую своей мечте изучать психологию.

Но в ту секунду, когда он вылетел из того кафе, я поняла, что совершила ошибку, проделав весь этот путь из Сиэтла. Я знала, что должна отпустить его.

И я послушалась, как бы больно ни было признавать, что между нами всё кончено.

Итак, почему он здесь?

– Ты хочешь изучать психологию? – спрашиваю я, всё ещё ошеломленная тем, что он стоит передо мной. – Ты ходишь сюда? Типа, как студент или что-то в этом роде?

С чего бы ему быть студентом, Мия?

Он всё ещё не смотрит на меня, продолжая разглядывать книгу в твердом переплете, которую держит в руках.

– Почему ты не сказала мне, что переехала в Сиэтл?

Наконец, когда он смотрит на меня, я вижу это – боль. У меня отвисает челюсть, когда я изо всех сил пытаюсь сдержать свою реакцию на его появление.

– Да. Ну, я пыталась сказать тебе тогда, в Уистлере, но ты сбежал от меня, оставив в случайном кафе со своими друзьями. Ну, знаешь, твои суперизвестные друзья-хоккеисты. А также их жены, девушки и дети.

Чёрт возьми, это было так неловко, когда они все уставились прямо на меня. Клянусь, один из них – вратарь Дженсен Джонс – точно знал, кто я.

Либо он увидел одну из очень немногих публичных фотографий нас с папой и узнал меня, в чём я сомневаюсь, либо Джесси рассказал ему о нас.

Часть меня надеялась на последнее, что он скучал по мне достаточно, чтобы говорить обо мне.

Он издает тихий невеселый смешок и барабанит пальцами по обложке книги.

– Мне нужно было увидеть тебя. Убедиться, что с тобой всё в порядке. Мне сказали, что ты здесь учишься, и я знал, что у есть только один предмет, который ты выберешь. Поэтому я рискнул и пришел сюда, – свободной рукой он чешет затылок. – Удача третьего дня.

Мои глаза расширяются.

– Ты приходил сюда три дня?

– Ага-а-а, – говорит он, протягивая последнюю букву.

Он делает пару шагов в мою сторону, и каждый волосок на моём теле встает дыбом в ответ на его движение. Я показываю на книгу, которую он всё ещё держит в руке.

– У тебя действительно есть членский билет, и ты собираешься взять эту книгу?

Когда он останавливается всего в футе (30,48 см) или около того от меня, я смотрю на его рост шесть футов и три дюйма (190-191 см). Мне всё равно пришлось бы встать на цыпочки, чтобы поцеловать его.

Я чувствую запах алкоголя в его дыхании. Раньше я старалась не замечать этого, когда мой отец обсуждал душевное состояние Джесси на заседаниях совета директоров. То, что он начал все успешнее скрывать с помощью жидкости для полоскания рта и жевательной резинки, когда еще играл за “Destroyers”. То, что, я уверена, он делает до встречи со своими нынешними товарищами по команде. Но сегодня я могу сказать, что он зашел слишком далеко, чтобы его это волновало.