– Здесь шесть штук.
Затем уже из другого кармана он извлек столько же мельдкарт. Спросил:
– Сколько комплектов вам нужно еще? Так, чтобы не вызвать подозрения, я могу доставать десять – пятнадцать в неделю…
Паша смотрела на документы, не веря своим глазам. Потом подняла глаза на Ткаченко.
– Это очень опасно?
Тот пожал плечами.
– Когда как. Охранники разные. Одни бдят, другим на все наплевать. Если не зарываться слишком, смогу продержаться долго.
– А как с печатью?
Ткаченко покачал головой:
– Это уже не по типографской части. Я вырезать не умею, лишен, к сожалению, художественных способностей. Тут нужно искать подходы к гебитскомиссариату.
Паша задумалась, не очень уверенно сказала:
– Есть у нас одна женщина, она как раз там работает. Только человек она маленький – уборщица…
Ткаченко внезапно оживился:
– Маленький? Я, между прочим, тоже не заведующий складом готовой продукции, а всего лишь чернорабочий. Давайте-ка сюда вашу уборщицу…
Алексея Дмитриевича познакомили с Анной Авксентьевной Остаплюк.
От нее Паша узнала о дальнейших событиях.
– Ну и бес этот рыжий Алешка, только с виду мужчина обстоятельный, а сам сущий бес и есть. Сначала обо всем меня выспросил, кто когда приходит, когда уходит, где чей кабинет. Очень обрадовался, как я сказала, что комнаты убираю вечером, а в помещении только один охранник у дверей. Он, когда я заканчиваю, все обходит и двери за мной запирает. А пока я полы там мою, пыль вытираю, он себе у двери сидит, под ногами не путается. Алешка и научил меня. Захожу я, стало быть, в кабинет самого Линдера, гебица, и окно, створку одну, открываю. А он уже внизу ждет. Через окно и шасть в кабинет. Поковырял чем-то в письменном столе, ящик выдвинул, потом другой. Печать нашел и шлеп, шлеп по своим бумажкам. Потом запер все, как было, – и в окно. Только я его и видела. Ну, я створку за ним на шпингалет заперла, подоконник мокрой тряпкой протерла, как он сказывал, чтобы следов не осталось. Тут и делу конец…
– Ну и ну! – ахала и удивлялась вместе с Анной Авксентьевной Паша.
Большинство освобожденных пленных уходило в леса, к партизанам. В дорогу их снабжали не только документами, но и гражданской одеждой, продовольствием на два-три дня пути, если требовалось – медикаментами. Но некоторые оставались в городе, примыкали к подполью. Остался и самый первый крестник Паши – чернявый танкист Миша Неизвестный. Потом появился еще один примечательный человек – майор Петров.
Много людских судеб прошло перед Пашей за время ее работы в лагере, всякого нагляделась и наслушалась. Но этот двадцатишестилетний майор хватил за несколько военных месяцев столько, что оставалось только диву дивиться, как выжил, не сломился, не пал духом. Петров попал в плен тяжелораненым, без сознания. Когда оправился, бежал. Его поймали – он снова бежал. Так повторялось несколько раз. Последний побег Петров совершил из луцкого лагеря. Отправить его в лес было немыслимо – не дошел бы, так ослаб от голода и избиений. Его укрыла у себя Остаплюк.
Не переставала удивлять Пашу Анна Авксентьевна: когда привели к ней едва на ногах стоявшего Петрова, у нее в доме уже укрывались восемь раненых красноармейцев! Среди них было два узбека – попробуй выдай их в случае обыска за местных украинцев!
Семерых бойцов, когда они выздоровели, позже переправили к партизанам. Восьмой – Николай Громов – умер от тифа. Его документы с соответствующей справкой об освобождении были переданы Петрову, тоже Николаю.
Всему, как говорится, приходит конец. Немцы, не добившись никакого эффекта, кампанию по «освобождению» прикрыли. Девушки снова оказались безработными, потом с помощью Дунаевой устроились уборщицами в немецкое подсобное хозяйство – гебитсландвиршафт. А весной 1942 года Пашу вызвали повесткой на биржу труда.
Вызов на биржу труда не сулил ничего хорошего. Повестка могла означать и самое страшное – насильственную мобилизацию в Германию. Уклониться от явки было невозможно – привели бы с полицией. Не приходилось помышлять и о бегстве к партизанам: в этом случае неминуемо пострадала бы семья. Пришлось идти.
Страшного, к счастью, ничего не произошло. Оказалось, что немцы решили открыть в Луцке банк и мобилизовывали на работу туда бывших служащих, разумеется, на должности гораздо более скромные, чем те, которые они занимали раньше. Савельева, к примеру, с ее высшим образованием была назначена всего-навсего кассиром. Здраво обсудив это событие, Паша и ее товарищи по подполью рассудили, что должность кассира при всей ее скромности может оказаться весьма полезной. Для подполья маленьких должностей не существует – истина, которую Паша хорошо усвоила на примере деятельности Остаплюк и Ткаченко.