— Что, в Швеции теперь рожать стали мужчины? Тогда в поход должна идти Ингеборга, если её муж рожает!
Кормчие чувствовали себя оплёванными, но возразить ничего не могли. Потому и обрадовались, когда хозяин всё же появился.
Биргер, как и все конунги, ценил своих кормчих. Это в плавании возле берега каждый мог обойтись без подсказки, знал все выступы, скалы или островки, а если уходили подальше в открытое море, на любом корабле, независимо, какой он — большой сорокавёсельный шнек или малый в шестнадцать гребцов скут, все попадали под власть кормчего. Самые опытные кормчие на боевых кораблях, те, кто не раз прошёл моря вокруг шведских и норвежских земель. Их называли стуриманами и подчинялись беспрекословно. Хороший стуриман по цвету воды мог на глаз определить глубину, по бурунчикам волн — подводные скалы, по крику чаек — близость суши, но главное — он знал ветры.
За это знание кормчих ценили больше всего, потому что запомнить очертания родных берегов мог пусть не каждый гребец, сидевший на вёслах, потому что, работая веслом, не всегда эти очертания и видел, но ярл мог, а вот знать, когда и с какой силой подует именно в это время года какой ветер... это было почти таинством, секретом каждого кормчего. Такие секреты они очень неохотно открывали другим. Зачем, ведь хороший стуриман получал три доли в общей добыче, даже если ногой не ступал на землю при набеге, чтобы эту добычу принести. Без стуримана её вообще могло не быть.
Стуриман позволял себе отдых, только когда ветер стихал и воины садились на румы, при поставленном парусе стуриман спать не имел права, он должен следить за ветром, потому что морские ветры капризны, им вольно над водными просторами, ничто не задерживает, как в горах и лесу, а потому менять направление легко. В один миг ветер из попутчика может превратиться во врага, и не считаться с этим нельзя. Потому и не спали стуриманы ни днём, ни ночью, чтобы не пропустить ветер, чтобы не унесло, куда попало.
Кормчих берегли, прикрывая щитами в первую очередь, даже ярлы рисковали, подставляя свои тела под стрелы и мечи, а стуриманов старались к бою не допускать. Это не означало, что они слабые или плохие воины. Многие кормчие были одними из лучших воинов, потому что, не будучи сильным человеком, нельзя тягаться силой с морем и ветрами. Это воин мог, сидя на руме, работать веслом вместе с остальными четырьмя десятками таких же, ярл и кормчий не имели возможности спрятаться за чью-то спину, они всегда с морем, ветром и врагом один на один, и от этого противостояния слишком многое зависело.
Биргер ценил своих стуриманов, приплачивал им из своей доли, как делали многие. За последние дни бедолаги много натерпелись, много выслушали насмешек по адресу своего хозяина. На вопрос, пойдут ли они вместе с остальными, Биргер удивлённо пожал плечами, его круглые глаза смотрели почти с насмешкой:
— Разве я говорил, что останусь на берегу?
— Но выход завтра...
— Мои шнеки не готовы?!
— Готовы.
— Тогда в чём дело? Сегодня обсудим построение и завтра до рассвета выходим. Пойдёмте, посидим, поговорим.
— Ты не поедешь к королю?
— Зачем? Выслушивать его поздравления с рождением сына?
Только тут стуриманы вспомнили, что от волнения забыли поздравить своего господина со вторым сыном.
— Как назвали?
— Магнусом.
Могли бы и не спрашивать, конечно, в честь деда. Но у суровых людей не принято долго вести пустые разговоры, тем более, завтра они уходили в неведомое.
Прощания вообще никакого не было, потому что шнеки и скуты стояли не в гаванях, там они просто не поместились бы, а в заливе, а некоторые и вовсе в море. Поэтому и разговор шёл уже на скуте, который доставил Биргера и его кормчих к большому шнеку. Биргер по ходу выяснял готовность:
— Люди?
— На всех румах. Надёжные.
— Оружие?
— У всех.
— Вода?
— Запаслись...
Даже в Варяжском море, где часты дожди, вода для того, кто вышел в открытое море, важна. Завтра может случиться всякое, без еды воин способен прожить долго, а вот без воды никак.
Биргер не зря спрашивал и об оружии. В ледунг набирали крепких мужчин, способных носить полное вооружение и не ныть от кровавых мозолей на ладонях. Каждый из них должен был иметь меч или боевой топор, кольчугу или панцирь, щит, шлем и лук с тремя дюжинами стрел.
О вооружении «живущих на штевне», то есть профессиональных воинов, уделом которых был только бой, Биргер не спрашивал, это было бы оскорблением. Эти воины не садились за вёсла, зато первыми прыгали в воду, когда надо было поразить врага на берегу, или на чужое судно, если то брали на абордаж. Это элита, которую ценили немногим меньше кормчих, во время ледунга от таких зависело, как много добычи достанется их шнеку.