От Новгорода завернули сначала в Юрьев монастырь помолиться на дорогу, хотя перед самым отъездом епископ долго стоял в самой Софии перед заступницей, прося помощи. Потом по льду Ильменя до Меты, по ней до волоков на Торжок и по Волге до дороги на Переяславль-Залесский. Архиепископ не один, сопровождали многие лучшие мужи Новгорода. Даже если и не позвал бы, всё одно — поехали. Но Спиридон осторожно подбирал людей, не князь Александр Новгород просил, а город его, потому нужны те, кто князю не противен. Владыко в который раз шёпотом обругал новгородцев, прогнавших Невского, и тут же перекрестился. Он не видел, что два дружинника, невольно услышавшие шёпотом произнесённые ругательства и заметившие движения руки архиепископа после того, из озорства принялись считать, сколько ещё раз Спиридон повторит такое. За поездку получилось много. Владыко и впрямь был очень рассержен на своих горожан.
Когда свернули с волжского льда на дорогу, ведущую в Переяславль, нашлись те, кто засомневался, а не надо ли сначала к великому князю Ярославу Всеволодовичу съездить, у него испросить старшего сына на княжение? Архиепископ объяснил, что с князем уже снесся, тот ответил, мол, сами гнали, сами и зовите.
Потрясения начались в Торжке. Конечно, новгородцы слышали о страстях Батыева нашествия, но одно дело слышать и совсем другое — увидеть воочию. Торжка будто и не было, татары разрушили городские бревенчатые стены, сожгли весь город, а жителей даже полонить не стали, перебили всех. Маленький Торжок, задержавший Батыеву рать и тем самым спасший Новгород, ещё лежал в руинах. Люди не стремились его восстанавливать, решив, что на пепелище при новой рати не позарятся, а уходить в леса с малыми пожитками легче. Люди больше не верили в возможность чьего-либо заступничества. Новгородцам горько было сознавать, что они не помогли своему маленькому пригороду в тяжёлую минуту. Теперь все понимали, почему так настойчиво просил князь Александр Ярославич отправить ополчение в помощь соседям.
Но не многим лучше было и далее. Города, в которых сильной княжеской властью поднялись новые крепостные стены, обживались быстрее, а вот такие маленькие, как Торжок и многочисленные веси, казалось, не восстановятся никогда. Но даже в испепелённой веси иногда встречалась вдруг избёнка с дымившейся трубой, показывая, что не все жители погибли, нашлись и те, кто спасся, не бросил родную землю, дедовы могилы. Новгородцы, знавшие от псковичей о жестокости псов-рыцарей, убедились, что и на юге враг не лучше. Их сердца сжимались от боли и предчувствия возможной беды. Только бы князь Александр Невский не отказался вернуться и защищать город! Умные, сильные люди безгранично верили, что только Невский сможет спасти и Новгород от вот такого же разорения.
Переяславлю новгородцы подивились — городок маленький и тихий, каково тут живётся их беспокойному и горячему князю? Они уже звали Александра только своим.
Владыке Переяславль понравился, прежде всего, заложенным Александровским монастырём. Значит, князь и здесь, вдали от всех, печётся о своей и не только о своей душе. Порадовался архиепископ и за обновлённые, заново освящённые церкви.
Ещё до того, как посольство добралось в Переяславль, к князю примчался свой дружинник с сообщением:
— Княже, к тебе из Новгорода едут... Сам владыко с многими...
— Зачем? — прищурил глаза Александр.
Дружинник чуть пожал плечами, он успел поговорить с теми, кто сопровождал владыку и остальных.
— Просить вернуться в Новгород.
Александр хмыкнул, княгиня едва сдержалась, пока дружинник был в трапезной, но, как только вышел, заявила:
— Не езди, Саша!
— Почему?
— Как же? Сами погнали, а теперь обратно просят?
— Новгород помощи просит, трудно им.
Княгиня даже пятнами пошла от возмущения:
— А ну как снова на вече тебя хулить, ругать станут? Снова погонят?
— На вече бояре хулили, а в Новгороде есть ещё и те, кто со мной на Неве со шведом бился, и их жёны и дети! Не один Новгород помощи просит, вся Русь.
— Что-то те герои за тебя стеной не встали перед боярами, не заступились. А Новгород не Русь! Всегда себя отдельно держали, помощи другим небось не давали, даже когда Торжок просил!
Это была правда, и оттого очень обидная. Князь ответил уже раздражённо:
— Не об чем речь вести, никого ещё нет.
Стараясь больше не спорить, он вышел вон.
А на княжий двор уже втягивались посольские сани, въезжали конные. Князь спустился с крыльца встречать. Владыко выбрался из своих саней последним, стараясь, чтобы остальные уже поприветствовали хозяина. Князь Александр стоял перед новгородцами в синем кафтане с атласным воротником и поручами, шитыми золотом, подвязан золотым поясом с четырьмя концами. Он был без корзно и без шапки, но зима уже заканчивалась, морозы отступили. Архиепископ Спиридон выбрался из своего возка, с трудом разминая затёкшие от долгого сидения ноги, поправил одеяние, стараясь не глядеть в сторону князя, и только потом подошёл к нему. Александр потянулся к руке за благословением, но владыко не дал, напротив, сам вдруг поклонился, несмотря на лета, поясно и объявил зычным голосом: