— Ушёл, вот те крест ушёл! Да и был-то по ошибке, шёл к боярину Колбе, а попал к нам. Переночевать пустили, не гнать же ночью со двора? Но утром сразу и ушёл. У Колбы ищите. — Гостята был очень доволен придуманной ложью.
— Бога ты не боишься, тать поганый!
Чтобы отвлечь дружинника от опасной темы, Гостята сделал вид, что обиделся на татя. Но тут псковитянин сообразил, что теперь ему живым не уйти, если дружинники заберут его с собой, то, может, ещё и спасётся, а вот этот сморчок точно прикажет жизни лишить, чтоб не оставлять свидетеля. Осознав, что это его последняя возможность спастись, псковитянин крикнул в маленькое оконце клети, в которой просидел под замком всю ночь:
— Здесь я! Заперт только!
— Открывай! — показал на замок дружинник.
Гостята округлил, сколько смог, свои маленькие поросячьи глазки:
— Ах ты тать-душегуб! Его накормили, напоили, спать положили, а он ещё и в клеть воровать полез?!
— Открывай, открывай, — поторопил его дружинник — Князь сам разберётся, что за воры у тебя запертыми сидят и что за гости по ночам ходят.
К вечевому помосту, не спеша, подходили бояре, несмотря на тёплую погоду, в богатых шубах, шапках, с посохами. Важные... Перед ними расступались, Новгород город хоть и вольный, но боярство почитает, всё же у них власть повседневная, у них закрома новгородские. Конечно, чтят не так, как в других городах, в глаза не заглядывают и шапки не ломают, но и путь не заступают. Бояре идут!
А они шли нарочито медленно. В вечевой колокол зазвонили без их воли, по требованию князя. Хотя по уряду и князь может вече собрать, но мог бы хоть гонца прислать, сказать зачем. Так ведь нет, что о себе мыслит? Снова зазнался, воином мнит великим? Ничего, не впервой, обломают гордость-то.
На помост взошёл боярин Онаний в большой зелёной шубе, подбитой по тёплому времени собольком, даже такую же соболью шапку не снял, хотя по шее от волос уже струился пот; боярин почувствовал, что и на висках вот-вот потечёт. Было жарко, Онаний мучился и оттого злился всё сильнее. Следом за Онанием поднимались и другие — Никитий, Семён, меж ними посадник Степан Твердиславич, потом ещё трое. Остальные не пошли, нечего князю потакать. Онаний тоже досадовал на себя, не надо было идти. Но ему вдруг захотелось примерно наказать строптивого князя, выставить виноватым в ненужной тревоге перед народом, мол, мальчишка, зазвонил в вечевой колокол, с умными людьми не посоветовавшись. Боярин решил всё, о чём бы ни сказал Александр, объявить неважным, не стоящим их боярского внимания.
Потому, когда посадник объявил, что князь говорить станет, и сам Александр встал перед людьми, узкие губы боярина презрительно искривились.
— Господин Великий Новгород! Любишь ли ты предателей?
Вече замерло. О чём это князь? Кто ж предателей любит?
— Да или нет?!
— Нет! — гаркнули сотни глоток, дивясь княжьей причуде.
— А что делать с предателями?
Ответом ему были слова боярина Онания:
— Ты, княже, не во гнев будет сказано, для чего столько людей созвал? — Боярин повёл посохом, показывая на полную вечевую площадь. — От дел оторвал, в беспокойство ввёл? Вопросы ненужные задавать?
Усмехался как на дитя неразумное, показывал, что хотя и хороший воин Александр Ярославич, но молод пока, не научен вольный город уважать.
Но князь насмешке не смутился, спокойно ответил:
— Про то, нужные или ненужные вопросы задаю, потом решим. А предателей в Новгороде немало. Не знаешь ли таких?
Что-то кольнуло слева у боярина, стало чуть дурно, побледнел. Но, может, это от жары. Толпа уже с интересом следила за начинающейся перепалкой боярина и князя. Из людского моря раздались даже выкрики:
— Так его, князь!
— Потрепли-ка за бороду боярина!
Но выкрики быстро затихли, Онаний на таких даже глазом не повёл, без него соглядатаи справились, взяли на заметку, потом посчитаются. Никому не дано боярина даже словом обижать.
А князь вдруг показал на Онания:
— Господин Великий Новгород, боярин Онаний не просто против города выступает, ему без конца вредя, но и с немцами снюхался вместе с псковским посадником Твердило Иванковичем!
— Что?! — возмутился боярин. Получилось хорошо, если б не знал твёрдо, что лжёт, и не подумал бы. Но позади всех, так, чтоб Онаний не видел, уже стояли дружинники, крепко держа псковского гостя со связанными руками. — Ты, князь, говори, да такими словами не бросайся! Пробросаешься.
Глаза Александра Ярославича стали совсем насмешливыми:
— Так твердишь, что никаких известий от Твердилы из Пскова не получал?