— Нет! — решительно отказался Онаний.
— И этой ночью тоже?
— Я сплю ночами, — боярин решил отказываться от всего, даже если сюда приволокут гонца из Пскова, грамотка та уже сгорела, сжёг сразу же, как прочитал, как докажут? А князю он припомнит, за клевету можно строго спросить, это не на смерда голос подавать, боярина оклеветать дорогого стоит даже князю.
Так и есть, перед загалдевшим вече поставили ночного гостя; боярин подумал о том, как накажет Гостяту, отпустившего псковитянина.
Князь Александр снова поднял руку, призывая вече к вниманию:
— Боярину Онанию сегодня ночью вот этот человек принёс послание от псковского посадника-предателя Твердило Иванковича. Было такое?
Боярин вдруг подтвердил:
— Было! И что? Хоть он и предатель, а попросту попросил товару кой-какого.
Нашлись сомневающиеся, загалдели, что надо бы проверить. Князь кивнул:
— Хорошо, и где та грамотка, что тебе прислана?
— Какая грамотка? А-а... где про товар просит? Не помню, запропастилась куда-то. Ни к чему мне.
Глаза боярина встретились с глазами князя, и он сразу понял, что Александр всё знает. Но пусть докажет, грамотка сгорела, нет писаного, нет и доказательства! А гонец вроде и впрямь неграмотный. Да если и грамотный, и прочитал прежде чем принести, то всё равно не докажут, сгорела грамотка. Но серые глаза Александра стали вдруг стальными, а с лица сошла полуулыбка, голос загремел на всю площадь:
— А не эту ли грамоту ты сжёг, боярин?
Онаний метнулся к княжьей руке выхватить. Что за наваждение, он же сам жёг?! Но князь ростом не мал, да и руку сумел отвести.
— Не спеши, чего распрыгался, не молод уже. Прочесть или сам прочтёшь? — Александр усмехался, с удовольствием наблюдая, как лицо Онания становится всё белее и белее. — Я сам прочту. Или кто грамотный тут есть?
Из вечевой толпы сразу же откликнулись двое. Одного князь отвадил сразу, это боярский прихвостень, а второй уважаемый всеми купец Трифон показался ему годным. Купец громко прочитал то, что было написано на пергаменте, толпа взвыла. Посадник предлагал боярину открыть ворота немцам, как сделали это псковитяне, оговаривал условия такой сделки и просил срочно обсудить сроки!
— Смерть предателю!
— Убить такого мало!
— Жги двор онаньевский!
— Казнить предателя!
Князь поднял руку:
— Тихо! Верна ли печать на грамоте?
Купец кивнул:
— Да, посадника псковского.
Из толпы спросили:
— Откуда у тебя, князь, та грамота?
Александр довольно усмехнулся:
— Мне того гонца ещё вчера вечером привели. Я грамотку подменил, боярин и не заметил. Ему другую написали, а эту у себя оставили. Для того и пришлось ночью человека к тебе отправлять, чтоб ты к печати не приглядывался.
Онаний хватал ртом воздух, не в состоянии вымолвить хоть слово. А толпа внизу довольно ревела:
— Ай да князь! Хитёр, ничего не скажешь!
И снова:
— Смерть предателю!
Боярина казнили в тот же день, а его имение забрали городу. Сильно прибавила казна в одночасье. Александр смеялся:
— Всех бояр-предателей перевешаю, городу от того двойная польза будет.
А вечером пришёл к владыке спрашивать, не ошибся ли. Спиридон долго смотрел на Александра, потом спросил:
— Ответь честно, ты его казнил потому, что предатель, или счёты свёл?
— Потому что предал. А счёты? Не он один гнал, если на всех обижаться да со всеми счёты сводить, так зачем сюда и возвращаться было...
— Рад за тебя, князь.
Ополчение собралось быстро и много большее, чем против шведов водил. Призвались не только горожане, но и селяне, потому как хорошо поняли — придёт немец, пока под городскими стенами стоять будет, округу так пограбит, что если потом и побьют, то сёлам урон не скоро восстановить. Но это ополчение учить надо, их против псов-рыцарей не выпустишь, либо погибнут, либо побегут. Вот и заставляли селян с утра до вечера не стрелы метать, а секирами махать да мечами биться. Дела с лихвой нашлось всем, Новгород выделил такие деньжищи на вооружение ополчения, что кузнецы и мечники, щитники, латники, лучники... не успевали их отрабатывать. Да и сами мастера тоже цены не задирали, не для торга князь оружие заказывал.
Конечно, нашлись те, кто донёс ливонцам об усилении Новгорода, о возвращении его славного князя. Вскоре пришло известие, что те не слишком обеспокоились, мол, сказали:
— Пойдём и победим Александра и возьмём его руками.
Князь, услышав про такое, усмехнулся и, перекрестившись на купола Софии, попросил:
— Боже, рассуди спор мой с этим высокомерным народом.