— Доставишь ее домой в целости и сохранности? — спрашиваю я.
Видит Бог, Майло слишком туп для этого.
— Возможно, — язвит он.
— Тогда, возможно, я подумаю над тем, чтобы позволить тебе отвезти меня на вечеринку у маяка.
Я закидываю сумку на плечо и копаюсь внутри в поисках салфетки, чтобы стереть греческие буквы из блесток с щек.
Каллум сидит там, в его глазах мерцает уверенность, словно все хотят быть рядом с ним, и он будет ждать, пока я пойму это.
— Иди сюда, — говорит он.
Я медленно наклоняюсь, почти полностью, но при этом ему все еще нужно немного потянуться ко мне. Он целует меня, все сильнее углубляя поцелуй, влажным языком скользит по моей нижней губе, а затем неспешно отстраняется.
Сдерживаюсь, иначе стану умолять о большем.
— Ты выглядела сегодня потрясающе, малышка, — замечает Майло, сжимая Крисджен. — Вы обе.
Я смотрю Каллуму в глаза и снова выпрямляюсь.
— Спасибо, что пришли.
— Думаю, им понравилось, — произносит он. — Как ты танцуешь для меня.
Да, ладно. Я улыбаюсь, пятясь к магазину одежды.
Он включает передачу, трогается с места, а я поворачиваюсь, вытирая губы.
Просто ненавижу целоваться. Влажный и слюнявый язык, напоминающий чертова слизняка, дергается у меня во рту.
Я открываю дверь в бутик «Лавиния» и вхожу, выбрасывая салфетку на тротуар позади себя.
Улицы Сент-Кармен до сих пор заполнены пешеходами, а в кафе и у местных достопримечательностей находятся люди, которые проводят тихий вечер с друзьями на свежем воздухе. Парад завершился больше часа назад, и, хоть нам и потребовалось столько времени, чтобы почистить наше снаряжение, а отцу Эми — чтобы вывести платформу из тупика, мой день все еще не закончился.
Я вхожу в бутик, замечая платья на манекенах, когда ступаю по белому ковру и прохожу мимо стойки обслуживания: мама сидит в зоне отдыха.
Она замечает меня.
— Поговорим завтра, — говорит она в телефон.
— А вот и я, — сообщаю ей, зная, что мама непременно начнет ныть.
— Я прождала тебя больше часа, — с этими словами она встает с кресла с белой подушкой и высокой спинкой и кладет телефон в сумочку. — В следующий раз позвони.
Я тихонько хихикаю, пока иду, а она следует за мной.
— Как будто я могу контролировать скорость движения парада, — бормочу я.
Ее массивный браслет из золота и жемчуга звенит, когда она входит в примерочную вслед за мной, я кладу сумку рядом со стулом у огромного зеркала. Смотрю в отражении на маму и замечаю свое золотое ожерелье на ее загорелой груди под струящейся блузкой с глубоким V-образным вырезом.
Уложенные золотистые волосы, идеально сшитые черные брюки, облегающие ее задницу, которой она крутит на велотренажере три раза в неделю, и кристально чистая кожа вплоть до отрезанных кутикул. Организм моей матери не видел других углеводов, кроме шампанского, по крайней мере двенадцать лет. Уверена, что на данный момент он находится в криозаморозке, просто полагаясь на яйцеклетки и лак для волос, чтобы оживиться.
Через десять минут я стою на возвышении напротив зеркала, одетая в платье дебютантки, дизайн которого мама придумала для меня.
— Ох, Лавиния, — произносит она, прижимая руки к щекам, после того как осмотрела меня со всех сторон. — Ты превзошла себя. Оно такое изысканное. Мне нравится. Эти детали…
Я гляжу на себя в зеркало, сжимая изо всех сил челюсти и едва себя сдерживая.
Мама подбегает ко мне, а пожилая дама остается стоять позади, рассматривая свою работу, видимо, обдумывая, нужны ли какие-то окончательные исправления.
— Клэй? — обращается ко мне мама. — Что ты думаешь?
Я смотрю на нее, стараясь не показывать переполняющие меня эмоции. Закусываю губы, чтобы не взорваться. На самом деле ее не волнует, что я думаю. Она хочет, чтобы я солгала.
— Оно… эмм… — задыхаюсь от слов и только фыркаю. — Оно такое красивое. У меня нет слов.
И я больше не могу сдерживаться. Смех вырывается из меня, когда я вижу в зеркале чудовищно-огромный, жесткий кринолин, из-за которого я выгляжу как Скарлетт-чертова-О›Хара, вдобавок с пышными рукавами и какой-то тупой оборкой на талии. Мне хочется найти на платье пятна от слез Лавинии, когда она шила это дерьмо и хохотала.
Я согнулась, у меня сжался живот, пока я пыталась успокоиться.
Мама уставилась на меня.
— Прости, — вздохнула я, обмахивая себя руками. — Эмоции зашкаливают. Я так долго ждала этого, — прикладываю руку к сердцу, пытаясь взять себя в руки. — Лавиния, можешь принести мне перчатки и жемчужное ожерелье? Мне нужна полная картина. Я так взволнована. Спасибо.