На ее лице появляется натянутая улыбка, но портниха кивает и быстро выходит из комнаты за аксессуарами.
Технически это не ее вина. Мама ведь сама одобрила этот дизайн.
Мы остаемся одни, мама встает на возвышение передо мной и крутит лиф, дергая его, чтобы он распрямился.
— Я была уверена, что буду выглядеть, как кекс, — говорю я ей, стараясь поймать ее взгляд. — Теперь я почти жалею, что не могу сказать, что выгляжу, как кекс. Знаешь про белую жидкость, которая выливается изо рта героинового наркомана, когда у него передозировка? Вот на что это похоже.
Она пристально смотрит мне в глаза — синий цвет ее радужки немного бледнее моего — и продолжает дергать за лиф.
— Ты выбрала платье на бал, — отмечает она. — И ты выбираешь платье на выпускной. Бал дебютанток мой.
Я знала, что должна была покончить с этим два года назад, когда она хотела этого от меня.
Мое тело дергается, когда мама расправляет на мне платье, и я смотрю через ее плечо в зеркало. Через двадцать лет затылок ее светловолосой головы легко превратится в мой.
— Ты не сможешь отличить меня от всех остальных, — настаиваю я и подхожу так близко, как могу, чтобы переубедить ее.
Каждая дебютантка нарядится в белый, и, хотя ткань моего платья довольно симпатичная — кружевная с жемчужными вставками, — дизайн смущает. Все платья дебютанток отдают Степфордом.
— В этом и суть, — терпеливо объясняет мама. — Традиция. Солидарность. Общность. Единство. Ты выступаешь как член общества, а общество живет, опираясь на стандарты, — она проводит руками по ткани, разглаживая складки. — Тебе необходимо усвоить, что раскачивание лодки подвергает опасности всех, кто находится на борту.
Но именно для этого и строят лодки.
Вздыхаю, не понимая, почему решила позволить ей выбрать платье. Я добиваюсь своего, потому что мама выбирает битвы, а любая битва со мной, которая длится более трех минут, требует слишком много усилий.
Я могу перечить ей. Наверное, так я и сделаю.
— Тебе нужен валиум или что-то другое? — спрашивает она.
Я тихо смеюсь и отворачиваюсь. Джиджи Коллинз, дамы и господа. Председатель, светская львица и глава школьного совета.
Она расправляет рукава, чтобы сделать их более объемными, и затем прижимает руку к моему животу.
— Хмм.
— Что?
Она поджимает губы и обходит меня, изучая.
— Я собиралась попросить ее ушить платье до четвертого размера, но шестой и так уже слишком, верно?
Тепло распространяется по моей коже, и я сжимаю челюсть.
Ее телефон звонит из сумки на стуле, и мама направляется к нему, отмахиваясь от моих возражений.
— Думаю, мы оставим так.
Взяв сумку, она достает телефон и отвечает на звонок, проходит мимо меня и покидает комнату.
Я протираю глаза, слушая, как она болтает в зоне ожидания о том, нужна ли через два месяца блинница для пасхального завтрака в моей школе.
Смотрю в зеркало на свою огромную юбку, мне надоедает весь этот образ, который обречен жить вечно и вернется, чтобы вывести меня из себя в ближайшие годы.
Совсем не хочется, чтобы моя дочь смеялась, рассматривая фотографии.
Приподнимаю юбку и съеживаюсь при виде белых чулок и уродливых атласных туфель на каблуках, а затем поворачиваюсь, изучая заднюю часть своего платья и отвратительную шнуровку корсета, вместо которого должны были быть пуговицы.
Боже, мне стоило принять валиум. Какого черта я хочу осчастливить ее, если она таким образом ранит мои чувства?
Но я знаю почему. Через несколько месяцев я уеду в колледж. Прочь от всего. Выпускной. Конец.
Все уедут. Все…
Выпрямившись, я снова смотрю в зеркало, но вдруг где-то в магазине с шумом захлопывается дверь, и этот звук заставляет меня замереть.
Это не входная дверь. На той висит колокольчик. Эта же редко используется — тяжелая и толстая дверь, щелчок защелки такой громкий, что я слышу его отсюда.
Сердце ускоряет темп, и через мгновение ее глаза согревают мою кожу на спине.
Все…
Я поднимаю взгляд и встречаюсь с глазами Оливии Джэгер, когда она прислоняется к арке, ведущей в примерочную, и смотрит на меня.
И внезапно моя кожа становится слишком горячей.
Она держит холщовые сумки, набитые тюлем и лентой, ее очки-авиаторы сидят на макушке, и она явно изо всех сил пытается сдержать свое веселье.
Ее смена закончилась больше часа назад. Я думала, она ушла домой.
— Подойди сюда, — говорю я ей.
Она опускает сумки на пол и подходит ко мне, становясь лицом к лицу. Я смотрю вниз на свою одноклассницу, товарища по команде и единственную, кого я когда-либо с нетерпением жду.