Тем временем остальные представители столь уважаемой профессии собрались вокруг и наблюдали за происходящим, не понимая, что же могло заставить их возлюбленного гуру так резко сменить милость на гнев и подвергнуть суровой, но не слишком конструктивной критике одного из собратьев по цеху.
Не желая выслушивать контрдоводов назначенного в жертвы личного врага, Майлс отпустил пиджак Фредди и в ту же секунду, словно клещами схватил его за горло.
— Заткнись, — прохрипел он. — Говорить сейчас буду я. Тебе слово дадут, если до суда доживешь…
Ригли решил, наконец, вмешаться в происходящее. Решение это было вполне своевременным. Когда ему удалось, наконец, расцепить сжатые, как тиски, руки Майлса, Фредди Бендер уже почти посинел, а из его груди вырывались не возражения и даже не стоны, а одно только сипение.
Дав жертве перевести дух, Майлс, тем не менее, вовсе не собирался отпускать Фредди на волю и продолжал удерживать его на месте прижатым к стене.
Слегка очухавшись, Фредди сказал, обращаясь не столько к Майлсу, сколько к невольным свидетелям этой сцены:
— Уверяю, я не сделал абсолютно ничего незаконного или неэтичного!
— Врешь! — рявкнул ему прямо в лицо Майлс. — Врешь, как сивый мерин! Ты же ведь налево и направо заявлял, что Говард Дойл…
Фредди закатил глаза и терпеливо, словно обращаясь к непонятливому ребенку, сказал:
— Они поженились — да, было дело. Потом развелись — тоже вполне на законных основаниях. Никаких особых денег ни у него, ни у нее не было. Делить ничего не пришлось. Да и разошлись они без взаимных претензий. Может, тебе его техасский акцент не понравился? Да, он был искусственный, но я не уверен, что это запрещено законом. В конце концов, это же актер. Захотелось ему подурачиться и разыграть из себя ковбоя — ну и что? Ни одному юристу тут не к чему придраться.
Эти здравые рассуждения оппонента несколько поумерили пыл Майлса.
— Ч-ч-черт! — резко сказал он и отпустил Фредди.
Но не успел тот прийти в себя, как Майлс снова резко повернулся к нему и голосом, полным отчаяния, спросил:
— Но почему? Фредди, почему она так со мной поступила?
Глядя на лицо Майлса, можно было понять, что для него это вопрос жизни.
Фредди поправил пиджак, одернул рукава, осторожно ощупал пальцами припухшее красное горло и посмотрел на Майлса свысока, с легким и загадочным презрением сфинкса.
— Видите ли, уважаемый коллега, — обратился он к Майлсу официальным тоном, — даже тот, кто имеет неосторожность обратиться за помощью к вашему конкуренту по профессии, имеет право поступать так, как ему заблагорассудится — разумеется, не нарушая закона. Что касается меня, то я всегда соблюдаю не только букву закона, но и моральные правила. Поэтому я заблаговременно уведомляю вас о том, что Мэрилин обратилась ко мне с просьбой представлять ее интересы в судебном процессе, на котором ты, Майлс, будешь выступать в роли ответчика.
«Ответчик? — это слово вонзилось в сердце Майлса, словно пуля. — Неужели все закончится так пошло и низко? — спросил он себя. — Ощущение космической причастности к силам добра, грандиозные планы на будущее, возможность иметь счастливую семью и детей, — и что, все это будет сведено к подсчету долларов и центов? Неужели эта вселенская любовь, эта невероятная ночь, лучшая в моей жизни, — все это было лишь орудием мести?»
Ответ на этот вопрос потоком огнедышащей лавы поднялся в сознании Майлса из самых глубин его отчаяния.
«Да».
Фредди уже пришел в себя настолько, чтобы, не теряя достоинства, поклониться Майлсу и предоставить ему в одиночестве разбираться в своих потерях и унижениях. Впрочем, от маленькой мести он все же не удержался. Это было вполне понятно, если подсчитать, сколько унижений, подколов и издевательств он сам вынес от Майлса, хотя бы в памятном им обоим деле Гаттмана, да и во многих других.
— Извини, Майлс, — сказал он, отойдя на всякий случай на несколько шагов подальше, — но ты попался в те самые сети, расставлять которые сам привык за столько лет. Ничего не поделаешь — и на старуху бывает проруха. А еще в одной очень мудрой книге сказано: «Мне отмщение, и аз воздам».
Ригли вовремя успел броситься наперерез Майлсу и тем самым предотвратил более чем вероятное нанесение серьезных телесных повреждений Фредди Бендеру.
— Остынь, уймись ты, — приговаривал он, изо всех сил удерживая Майлса. — Скажи спасибо, если он еще сам в суд не подаст. Выдвинуть против тебя обвинение — пара пустяков. Посмотри, что ты творишь при таком количестве свидетелей!
Но Майлс уже не слушал увещеваний Ригли. Он совсем сник и думал только об одном — о Мэрилин. Когда он уходил на заседание ассоциации, она сказала на прощание: «Я буду скучать по тебе, дорогой». Эти слова метались в его голове из стороны в сторону, словно стальные шарики в пинболе. Ударяясь о мозг, они вызывали целую бурю хаотических эмоций. Не сказав больше ни слова, Майлс развернулся и молча, сжав зубы, направился к выходу из зала, а затем через холл к лифтам.
Ригли понял, куда идет Майлс. Ясное дело, ему нужно обсудить кое-что кое с кем в «люксе» для новобрачных. Догонять Майлса и навязывать ему свое сочувствие Ригли не хотелось. Для себя он решил, что будет лучше, если Майлс самостоятельно во всем разберется. Сам же Ригли предпочел остаться в банкетном зале, чувствуя, что его благоразумное, взвешенное поведение, скорее всего, будет оценено положительно свидетелями столь экстравагантной выходки со стороны его босса. Что-то подсказывало Ригли, что в ближайшее время положительное мнение о нем среди адвокатского сообщества может сыграть важную роль в его жизни. «Как бы не пришлось мне подыскивать новую работу», — подумал Ригли, прикидывая про себя всю сложность положения Майлса.
Сам же Майлс все никак не хотел признаваться себе в том, что Мэрилин не просто обвела его вокруг пальца, но и нанесла серьезневший урон его профессиональной репутации, а также обманула в лучших чувствах. Стоя в скоростном лифте, который уносил его к пентхаузу, он мрачно топтался на месте и на все лады повторял про себя последние слова Мэрилин: «Я буду скучать по тебе, дорогой». Что же она имела в виду, когда произносила эту фразу? Остается ли у него еще хоть какая-то надежда?
«И все-таки, зачем же она так со мной поступила?» — вновь всплыл в его голове все тот же вопрос. Ответом и крушением последних надежд стало дзиньканье лифта, возвестившее о том, что пассажир доставлен на нужный этаж. Двери бесшумно разошлись в стороны, и, сделав шаг в холл, Майлс налетел на тележку гостиничного носильщика, доверху набитую багажом.
Багажом Мэрилин.
Отшвырнув носильщика в сторону и едва не перевернув тележку, Майлс бросился к дверям номера. Мэрилин как раз заканчивала складывать последние мелочи в небольшой саквояж. Как только Майлс показался на пороге, лежавшая у ног Мэрилин борзая подняла голову, оскалилась и предупредительно зарычала.
Появление Майлса, похоже, ничуть не удивило Мэрилин.
— Привет, Майлс, — бесстрастно сказала она. — Фредди позвонил и предупредил, что ты сейчас будешь.
Майлс не нашел в себе сил даже на то, чтобы хорошенько выругаться в адрес Фредди. Гнев, злость, ярость — все эти чувства в один миг покинули его, оставив наедине с отчаянием и опустошенностью.
— Возвращаешься домой в Лос-Анджелес? — спросил он, безуспешно пытаясь придать своему голосу безразличие и непринужденность.
— Да, — ответила Мэрилин и посмотрела на него с сочувствием. — И кстати, думаю, будет справедливо предупредить тебя кое о чем. Выждав соответствующее приличиям время, я попрошу Фредди подать ходатайство о том, чтобы тебе запретили подходить ближе, чем на пятьсот футов к моему дому.
— Ты имеешь в виду мой дом?
— У меня есть основания предполагать, что суд пойдет мне навстречу, и недвижимость, являющаяся основным местом проживания, будет зачислена в счет отступных при разводе.