— Вот он наш браслет, — немного закатывает мой рукав Кирилл, обнажая перед публикой свой подарочек.
— Разве не тот? — тычет на другую руку Александр, там браслет опустился и виднеется, блестит на запястье.
— А может и этот, — чувствую себя глупее не придумаешь, и улыбку тяну с нервным тиком.
— Ну конечно, этот. На нем же глаза у совы изумрудные, — ближе рассматривает художница. — Необычно, зато оригинально. Носить два похожих браслета на разных руках с интересным различием. В этом есть что-то такое в этническо-восточном стиле.
— Да-да, это мой любимый стиль, чтобы этнический и одновременно восточный, — соглашаюсь на все, лишь бы оставили мои руки в покое.
Господи, какой стиль, о чем вообще говорила художница? Ладно, разберемся потом. Сейчас мне важнее не подставить себя еще больше.
Встречаюсь с Кириллом взглядами. Вроде бы мы удачно спаслись, но он что-то не радуется. Грозно брови сводит, сердито губы поджимает. Чувствую, третьему браслету таки быть. Босс мне его лично вручит из плетки.
Глава 27
После барбекю нахожу спасение в старших Бельских. Пока они рядом, я дольше живу. Повсюду с ними хожу, разговоры поддерживаю, помогаю. Не загораю, как художница, на лавочке. Мне нельзя. Кустов слишком много, а в них могли притаиться альфа-самцы.
— Вот ты где, радость моя, — с натянутой крокодильей улыбкой один из самцов находит меня, тот, что мой босс.
— Мы рассматриваем наш семейный старинный сервиз семнадцатого века, — Тамила Юрьевна объясняет задержку, показывая мне фарфоровые блюдца.
— Кирилл, ты видел, какая красота? — с восхищением смотрю на изысканную хрупкую посуду.
— Ну видел, сервиз как сервиз, — не придает особого значения босс.
Гляди, какой равнодушный. Оно и понятно, барин привычный есть золотыми ложками. Ничем его высочество не удивишь.
— Да когда то было, — Тамила Юрьевна любуется на свои сокровища. — Вот, посмотри на чашечки. Время идет, а они переходят по поколениям Бельских. Твои предки пили с них чай.
И протягивает сыну одну чашку. Только он в этот момент засмотрелся с прищуром на мое запястье, туда, где поблескивает браслет Александра. Если можно взглядом вещи прожигать, то от совы с изумрудными глазками, остался бы уже один пепел.
Кирилл, под мамины разговоры, на автомате берет чашку, но как-то неудачно, что она у него выпадает. Я вскрикиваю и падаю на пол, спасая стародавнюю чашечку в последнюю секунду. Столько своей посуды перебила, а вот у Бельских не дала добру разбиться.
Сажусь, прижимая к себе чашку, словно дорогое сокровище.
— Кирилл, ты понимаешь, что чуть не натворил! — Тамила Юрьевна за сердце держится.
— Ма, на чашку больше, на чашку меньше, невелика потеря, — бормочет босс, все же помогая мне подняться.
Если бы только помог, он же еще успевает прижать к своему могучему телу. Пусть на миг, но утопить в аромате свежего морского бриза с нотками лайма. Погладить руку с его браслетом и фыркнуть на другую, где вещь от чужака.
— Молчал бы лучше, — Тамила Юрьевна сердита на сына. — Вика, у тебя золотые руки. Ты же мне сейчас, как жизнь спасла! Спасибо тебе, дорогая! — Зато меня похвалила и обняла.
Ой, знала бы, что в чашке находится жизнь хозяйки дома, то заранее бы на полу улеглась. Сторожила бы, не моргала. Защищала от всяких злых на меня боссов и фиктивных женихов.
— Очень испугалась, чтобы ваш прекрасный сервиз остался невредимым, — вот и не вру, расстраивать маму Кирилла совсем не хотелось.
— Всё, я решила! После вашей свадьбы я вам отдам этот сервиз, — радует нас Тамила Юрьевна, принимая мой румянец за смущение. А я уже от стыда горю, что так нагло обманываю хорошую женщину.
— Почему не Мише? Нам-то зачем? — Кирилл радоваться подарку не торопится.
— Мише другой будет, а этот особенный для меня, — с трепетом Тамила Юрьевна ставит посуду на место. — Его уже не раз спасали, много всего пережил. И твоя невеста подтвердила поступком, что сможет наши фамильные ценности сберечь. Это был знак! Вика, давно я такой счастливой не была. Чувствую, что с тобой сын обретет свое счастье.
— Еще как обрету, — то ли подтверждает, то ли запугивает босс.
Смущенно благодарю за честь столь огромную, доверие на счастье для взрослого и жаждущего покусать меня сыночка. Надо будет хоть успеть предупредить, что я невкусная, не надо меня кусать зубищами острыми. Вдруг отравится, и кто потом опять виновата?
Под предлогом собираться к отъезду, Бельский все-таки ворует меня из столовой. За руку вытаскивает и не дает сбежать. С улыбочкой в сад провожает, а потом все, никаких приятностей и пряников.