– Ты пьяна… – констатирует Дар.
Он замер, словно каменная статуя, и не решается пошевелиться, а вот у меня тормоза отказали совсем. Медленно веду бедрами, чувствуя, как моментально напрягается его тело, демонстрируя, что холодность Дара показная, и осторожно склоняюсь к губам.
– Ты сам меня напоил… – шепчу я с улыбкой. Провожу языком по шее и чуть прикусываю мочку уха, прежде чем отстраниться и снова посмотреть в потемневшие глаза цвета грозового неба.
– Не для этого… – хрипло выдыхает он мне в губы.
От его низкого голоса по спине бегут мурашки.
– Ну, как получилось, – пожимаю плечами, не чувствуя ни малейших угрызений совести.
Наклоняюсь ниже и игриво прикусываю его губу. Это еще не поцелуй, но голова кружится. Нежно провожу языком по месту, которое прикусила. Дар с шипением отстраняется и зло смотрит на меня, а мне весело. Представляю, как выгляжу сейчас. Распущенные длинные волосы… Я так редко ношу – предпочитаю косу или высокий хвост. Халат провокационно сполз с плеча. Нет, я, безусловно, понимаю, что завтра мне будет стыдно, но сейчас мне хочется его дразнить. Это отвлекает от дурацких мыслей.
– Будешь жалеть… – предупреждает Дар.
– А ты? Ты будешь жалеть, если я сейчас уйду?
На самом деле я не хочу слышать ответ и не хочу уходить. Вопрос риторический. Да и Дар вряд ли хочет на него отвечать. Поэтому просто наклоняюсь ниже, вжимаюсь в парня всем телом, чувствуя горячее, обжигающее возбуждение, от которого завожусь сама, и целую.
Он не отвечает, кажется, целую вечность, выраженную в нескольких ударах сердца, но потом срывается, накрывая мои губы своими, уверенно толкаясь в меня языком – упоительно и жарко, увлекая за собой в мир новых ощущений, жадных касаний и горячих поцелуев, с которыми забываешь, как дышать.
Руки уверенно ползут по моей спине и опускаются на ягодицы, сжимая, дергая на себя. Всхлипываю, прикусывая его губы, запутываясь руками в волосах и прижимаясь грудью к его груди.
Мне мешает его рубашка.
Нетерпеливо отстраняюсь, поймав шальной, подернутый дымкой желания взгляд, и тянусь дрожащими руками к пуговицам. Дар не сопротивляется, когда я медленно расстегиваю их одна за другой, обнажая гладкие мышцы груди. Красивый рельеф, ровный загар. Я знаю, что Дар год жил в Монарко, о золотых песках которого я могу только мечтать.
На груди Дара нет спиц, они начинаются ниже, под ребрами. Провожу ладонями и замираю на сердце, которое бьется быстро и громко, потом снова веду вверх, к шее.
Мы замерли в этом ощущении невесомости и недосказанности. Медленно веду бедрами навстречу и в ответ получаю хриплый стон и сильнее сжавшиеся на ягодицах пальцы. Нежно целую в шею, скольжу языком к впадинке за ухом.
Дар перехватывает инициативу, ловит губами мои губы и снова целует – жадно, как в последний раз. Обхватывает бедра и встает, удерживая меня на весу. Делает несколько шагов и роняет на кровать. Халат на мне сейчас надет исключительно формально. Пояс развязался, а полы разошлись. Но мне все равно.
Ловлю жадный взгляд парня и тянусь руками к мужским плечам. Дар в расстегнутой рубашке и низко сидящих на бедрах штанах прекрасен. Он склоняется надо мной, опираясь на руки. Одно колено – на покрывале возле моего бедра, челка падает на лицо.
– Нет, Каро… – хрипло говорит он.
И это «нет» не царапает. В нем все: горечь, боль и нежность.
– Почему нет?
– Я слишком часто сам так решал схожие проблемы, – признается он, медленно проводя пальцем по моему подбородку, по шее, между полами распахнутого халата, едва уловимо касаясь кожи. – Это не делает лучше. Тебе не станет лучше. Кроме брезгливости и стыда, завтра ты не почувствуешь ничего, – с горечью говорит он. Наклоняется к самому уху и добавляет: – Я не хочу, чтобы сегодня ты меня использовала, а завтра после секса со мной испытывала брезгливость и стыд. Прости.
Сказав это, он поднимается и отступает, оставив меня одну. Берет с вешалки куртку и сваливает. А меня накрывают те самые чувства, о которых Дар говорил. Только не в отношении его, а в отношении себя.
Сердце бьется как сумасшедшее, а в паху болезненная тяжесть. Я идиот? Вероятнее всего да. Кто еще способен уйти в таком состоянии от девушки, от которой сносит крышу? Да и Каро вряд ли способна сейчас оценить мое благородство. Зачем же я так делаю? В надежде на благодарность завтра? Глупо. Глупо, почти физически больно, и все во мне противится этому решению, но оно правильное. Это так странно – поступать правильно, обычно мной движут сиюминутные желания.