– Что случилось? Кто это был? – осторожно спросила я, вливаясь в движение на проспекте. Только сейчас я поняла, что действительно напуганной из нас двоих была я. Моё сердце все еще тяжело бухало в груди, под действием адреналина. Я определенно превысила скоростной режим, когда выруливала со дворов.
Стейси вздохнула. Она не торопилась смотреть на меня, все ещё сосредоточено перебирая прядки.
– Это был мой отец, – её голос прозвучал немного устало, но почти буднично.
– Что? – поперхнулась я.
Стейси передернула плечами.
– Он может быть агрессивным, когда выпьет.
– О боже… Это…
В машине повисла тишина, в течение которой Стейси продолжала сражаться с волосами, а я пыталась переварить услышанное. Одно дело видеть такое в фильмах или читать в книгах, и совсем другое столкнуться с этим нос к носу. Что нужно сказать в подобных случаях?
– Я могу тебе чем-то помочь? – я повернулась к Стейси.
Та, наконец, уронила руки на колени, и её взгляд на пару секунд остекленел, но, потом, встрепенувшись, она повернулась ко мне, встречаясь со мной взглядом.
– У тебя есть расческа?
Спустя какое-то время мы сидели в машине, окна были открыты настежь, позволяя порывам ветра свободно врываться в салон, раздувая наши волосы и приятно холодя лицо, в руках у нас было кофе, который мы задумчиво цедили. Через открытые окна нас достигали звуки оживленного воскресного города: шум дороги, смех прохожих, далекая музыка, хлопки открывающихся витрин магазинов. Эти звуки убаюкивали меня, привычные звуки большого города, в которых можно было так легко раствориться. И можно было почти поверить, что все это я сама себе выдумала, но темнеющий синяк на лице Стейси говорил обратное.
Наше меланхоличное оцепенение спугнул резкий годок машины на светофоре и Стейси вздрогнув, отмерла. Как будто вернувшись к жизни, она деловито развернула к себе зеркало заднего вида и осторожно кончиками пальцев коснулась щеки.
– Ауч!
Я машинально поморщилась, глядя на то, как ей больно.
– Скрыть это будет непросто, – Стейси медленно поворачивала голову, чтобы разглядеть, уже начавший наливаться синяк, – что мне хирургическую маску теперь одевать?
– У меня есть мазь от синяков, – вдруг вспомнила я, кинувшись к аптечке.
– Очень запасливо с твоей стороны, – Стейси откинулась на сиденье, все еще буравя себя взглядом в зеркале.
Я пожала плечами:
– Я же занимаюсь спортом всю жизнь, синяки обычное дело для меня.
Стейси взяла у меня тюбик и, выдавив мазь на руку, шипя и охая, осторожными движениями начала втирать её в щеку.
– Я вот вроде тоже спортсменка, но почему ношу тональник вместо мази. У всех свои средства первой необходимости, – усмехнулась она.
Глядя на неё, я вспомнила синяки, которые заметила у неё в душевой.
– Это не первый раз, да? – вырвалось у меня.
Стейси скосила на меня взгляд, не прекращая своего занятия. Под её взглядом я смутилась. Кажется, я лезу не в своё дело.
– Нет, но первый раз это зашло так далеко, – наконец призналась она, – обычно он не бил меня целенаправленно. Мог сильно схватить, толкнуть или запустить чем-то. Но чтобы ударить – это впервые.
Я открыла рот и закрыла. Я не знала, будут ли уместны мои вопросы.
– Я не знаю, что сказать… – наконец призналась я.
– А что тут скажешь? – Стейси закрутила тюбик и вернула мне мазь, – херово это все конечно, но это не конец света. Не переживай.
Отлично, Ника, почему успокаивают тебя?
– Ты из–за этого пропускаешь тренировки? Как давно это продолжается?
Стейси сделала большой глоток кофе.
– Он начал выпивать еще, когда я училась в средних классах. Но не слетал с катушек. Последние годы стало хуже. Он стал агрессивней… и, в общем, как-то так.