Паромщик не боялся ночи, ни тем более дня. Чего он действительно страшился — это не суметь вернуться обратно в город. Перейти за ограду — запретную черту — и углубиться в зону (шаг уже достаточно смелый сам по себе), все это не было для него сколько-нибудь сложным. Последние восемь лет он выполнял самые разнообразные поручения в одной конторе, занимающейся общественными работами, и теперь ему были известны малейшие изгибы городских сточных труб. Те, кто утверждал, что город герметичен, как скафандр, глубоко ошибались. Пусть этот город иногда так и называли — «скафандр»; на самом же деле он скорее походил на дырявую сеть.
На память о тех временах у него остался желтый плащ, что сушился сейчас над старым чугунным радиатором. Безработица сильно ударила по экономике города, и паромщик не избежал общей участи. Вот уже шестой месяц он сидел без дела. Вынужденный карантин не пошел ему на пользу. Но главное, что он ничего не забыл; он помнил каждый закоулок в этом сивиллином лабиринте и никогда не заплутал бы в нем.
Деньги больше не были проблемой. Да и что он стал бы с ними делать? Настоящая опасность исходила от самой зоны. Там царило такое глубокое спокойствие, такая безмятежность, что побывавшему в тех местах приходилось прилагать огромные усилия, чтобы заставить себя вернуться в город. Паромщик не однажды испытывал внезапное чувство потери, вновь оказываясь по эту сторону ограды после того, как сопроводил кого-то туда, наружу, к яркому зеленому свету. Он сам толком не понимал и не мог бы объяснить это ощущение, но ему все труднее становилось отделаться от него. Последний раз он несколько минут стоял перед зловонной решеткой канализационного стока, раздумывая, стоит ли ему на самом деле возвращаться. Что-то держало его там. Он боялся, что эта непреодолимая тяга, это чувство зоны сожжет его изнутри. В то же время город вызывал у него отвращение; неразрешимый клубок противоречий поселился в его душе, заставляя его разрываться между страхом и безысходностью. Однако он знал, что сегодня вечером снова пойдет туда — вопреки всякой человеческой логике. Ничто не может помешать этому безумному шагу. Борьба, которая шла внутри его сердца, разъедала его, как некроз — возможно, в какой-то мере он уже был безнадежен.
Глухой шум снаружи вывел его из задумчивости. В дверь постучали. Два раза по три коротких удара — условленный код. Клиент наконец-то пришел. Паромщик выбросил окурок в приоткрытое окно, зажег свет, одернул рубашку и обратился во внимание. Дверь медленно отворилась и в проеме показался человек. Женщина — нет, молоденькая девушка! Девчонка. Она с опаской смотрела на него. Капли дождя блестели на ее волосах, слипшихся прядями и напоминавших мышиные хвостики. По-настоящему красивая; тонкие и нежные черты лица — самый строгий ценитель нашел бы их безупречными. Гостья не была похожа на обычную горожанку.
— Входите. Да не стойте там, входите же!
— Я ищу паромщика, — прямо сказала девушка, осторожно закрывая за собою дверь.
— Я самый. А Федор?
— Он не придет. У него возникло срочное дело.
— У Федора? Срочное дело? Впервые слышу! Впрочем, ладно: если вы здесь, значит, он вам все рассказал и, стало быть, он в вас не сомневается. Среди моих подручных Федор не самый большой ловкач, но я ему доверяю. Он объяснил вам план действий?
— Да. Мы ждем до утра, а на рассвете двинемся к очистным сооружениям западного пригорода. Немного пройдем вдоль канала, после чего спустимся под землю. Четыре километра по канализационным путям, которые вы знаете наизусть, и мы окажемся у люка прямо под наблюдательной вышкой главной ограды. Ну, а там уже будет запретная зона, и я смогу…
— Отлично! Вы знаете достаточно. Остальное — моя забота. Как насчет оплаты?