Вот, собственно, и вся «эскадра» батальона, ее плавсредства. Остальные переправлялись вброд - вплавь, на так называемых подручных средствах - кто как сообразил, кто как приспособился.
- Течение злое. Навьючиваться никак нельзя, - предупредил Дородных. - Переходим на вольную форму одежды!
Дородных озабочен и мрачен. Даже в те редкие минуты, когда он шутит, выражение лица у него такое, словно он испытывает неотступную боль или во рту у него что-то горькое. Ветераны батальона помнят, что прежде комбат очень любил посмеяться. Но уже давно никто не видел на его лице улыбки. Он никак не может оправиться от контузии - стал туговат на ухо, и у него время от времени подергивается голова.
Со всех сторон слышались плеск, бултыханье, тяжелое дыхание плывущих. То и дело раздавались возгласы, выкрики. Шла своеобразная перекличка - никто в эти минуты не хотел чувствовать себя одиноким.
- Не хуже, чем селедки в бочке!
- А в случае чего - не трать, кум, силы, опускайся на дно…
- Я такие реки больше люблю с берега.
- Как бы махорку не подмочило…
- Мокрей воды не будет!
- Разве на тебя можно надеяться? С тобой только тонуть удобно…
- Ты что, нашего старшину не знаешь? Брось его в реку - он выплывет с рыбой в зубах…
Дно ушло из-под ног, и Незабудка поплыла. Плыть очень трудно. Каску она упрямо не сняла, а сейчас бросить ее совестно. Кроме того, она выгребает одной правой рукой, так как в левой руке держит над головой санитарную сумку. Незабудка перехватила сумку правой рукой, потому что левая совсем онемела, перевернулась на спину и посмотрела назад.
Берег опустел. Всюду белели кучки белья и валялось обмундирование - будто какие-то сумасбродные купальщики затеяли на рассвете это купание: еще минута - другая, они вылезут из воды и торопливо оденутся, не обеспокоенные ничем другим, как тем, чтобы поскорее согреться… Однако Незабудка успела заметить и несколько тел, которые неподвижно лежали на прибрежном песке.
Ясно, что снаряды эти - не случайные гостинцы. Против-ник обнаружил место переправы. Незабудка лишь удивилась, что немцы сегодня стреляют так неточно. Будто их наводчики чем-то сбиты с толку или введены в заблуждение.
Из-под каски - она все тяжелела, словно впитывала в себя воду, - Незабудка вновь поглядела назад. Далеко ли отплыли, много ли отставших?
И тут она увидела того самого черноволосого парня. Похоже на то, что он позже всех отважился войти в воду. На плече он держал сверток с каким-то барахлом - голову что ли прячет от осколков? Зачем же. тогда бросил каску? Плыл он тяжело, то и дело окунался с головой в воду. «Вот заячья душа! Будто в воде осколки не дырявят…»
Выше по течению разорвался снаряд, за ним другой. Незабудка потеряла младшего сержанта из виду. Она мельком вспомнила прерванный с ним разговор перед тем, как войти в воду, и разговор этот заново вызвал раздражение: остался неприятный осадок, как привкус гари и минного пороха во рту после близкого разрыва.
Вода корчилась и вставала на дыбы. Жемчужные столбы, пронизанные косыми лучами солнца, опадали быстро, но вода потом долго не могла утихомириться, затянуть бурлящие воронки. Рябь успевала взъерошить всю воду - от восточного берега до острова.
Вот наконец и спасительный остров. Он густо зарос кустарником. Солдаты называли его всяк по-своему - ивняком, лозняком, вербой…
Все торопливо пробирались к западной оконечности острова. Конечно, очень заманчиво - хоть немного передохнуть в ивняке, подождать отставших. Но Дородных никому не разрешил отдышаться вволю.
Было одно весьма существенное обстоятельство, которое оправдывало Дородных, - он хитроумно выбрал для переправы такой участок, где река течет строго с юга на север. Обычно операции на реке начинали в предутренней полутьме, когда непочатый день еще ждал света. А Дородных решил форсировать Неман после восхода солнца, когда немцы ослабляли свою бдительность, а вместе с нею - огонь по площадям. Солнце встало за нашей спиной. Восходящее солнце ослепило немецких наблюдателей, наводчиков, корректировщиков, их стереотрубы и бинокли утратили свою дальнозоркость.
Дородных все более обеспокоенно посматривал из-под руки на солнце и был явно недоволен тем, что оно так быстро поднимается над горизонтом. По острову начали постреливать немецкие пулеметы. А на западном берегу, под прикрытием песчаной кручи, как уверял Дородных, «пулеметы будут недействительны».