— Я привыкла к твоей жестокости, — говорю как есть. — Поэтому прекрати меня пугать, Гриша. Я тебя не боюсь. И да, мне не жаль, что твой друг ударил тебя в спину. Ты заслужил.
Выражение лица мужа резко меняется. Посмотрев на меня исподлобья, он сжимает мой локоть и резко дёргает на себя, впечатывая меня в свою стальную грудь.
— Калинский ещё расплатится за свой косяк. Ты поняла меня? Не смей бросаться громкими словами, Лена. Тебе есть что терять.
— Гриш, я же сказала, что не боюсь. Я все же надеялась... до последнего ждала, что ты решишься сделать человеческий шаг. Но ты далек от человечности, — усмехаюсь, чувствуя адскую боль. Гриша ещё крепче сжимает мою руку. — Ты ведь мне не скажешь, где моя дочь? — не спрашиваю, утверждаю. — Зачем тогда пообещал в прошлый раз?
— Я был пьян и понятия не имею, что тебе там обещал, — режет словами больнее ножа.
— Хватит! — Выдернув руку, делаю шаг назад. — Ты прекрасно все помнишь! Хватит врать! Вот ты задал мне вопрос минуту назад... Сбежала бы я, будь у меня шанс. Знаешь, когда-нибудь я точно это сделаю! Потому что нет ничего, что могло бы удержать меня рядом с тобой.
— Ты забываешь про свою сестру.
— Да плевать на твои угрозы, понял? — повышаю я голос.
Муж надвигается на меня, а я отступаю. До тех пор, пока не прижимаясь спиной к стене.
— Плевать, говоришь? — наклоняется он, рычит мне в лицо. — Ты уверена, Лена? А если твой папаша снова загремит в тюрьму?
Хватит. Действительно надо перестать бояться этого человека. Я и так из-за отца и сестры многого натерпелась за все годы, которые живу с этим монстром. Достаточно. Он видит, что я волнуюсь за них. Что меня волнует будущее родных и я не хочу для них ничего плохого. Видит, поэтому и наезжает. Он держит меня на поводке, потому что знает, чего я боюсь. Но зачем переживать за людей, которые давно на меня наплевали?
Злобно усмехнувшись, вытираю с лица слезы.
— Я тебя не боюсь. И да, плевать я на всё хотела. Делай что хочешь... Но такими шагами ты добьешься лишь того, что я подам на развод. Устала жить с тобой. Устала каждый день слышать угрозы.
— Осмелела, — зло цедит муж. — Я узнаю, откуда такая дерзость. Тебе кто-то придал сил, Лен? Может, кто-то что-то пообещал? Например... что найдет твою дочь? Нет, Лен. Никто! Слышишь, никто! Кроме меня никто о ней не знает!
И опять эти угрозы, от которых подгибаются колени. В этой жизни я больше всего хочу знать, где сейчас моя дочь. Надо избавиться от паранойи... Или, может, интуиция меня не подводит, и моя девочка действительно совсем рядом?
— Собирайся, уезжаем. — Зарывшись пальцами в свои волосы, муж отходит от меня. — Не заставляй меня ждать, Лена.
А мне не хочется никуда ехать. Хочется где-нибудь спрятаться и реветь до икоты. Черт возьми! Он знает, куда надо бить!
Не сказав ни слова, я снова вздергиваю подбородок. Не хочется язвить. Вообще говорить с ним тошно. Стоять рядом, спать, быть его женой... Сбежать бы туда, где он не сможет меня найти! Но... Я свою дочку видеть хочу! Больше ничего!
Выезжаем мы через двадцать минут. Накидываю пиджак, потому что погода прохладная. Да и лучше спрятать отпечатки его пальцев на моей коже.
В машине муж даже не пытается со мной заговорить, потому что прекрасно знает, что настроения у меня нет и я наговорю колкостей, а водитель все это услышит. Поэтому он сдерживается весь путь до ресторана, где назначена встреча.
Оглядев меня с ног до головы, муж утвердительно кивает будто что-то для себя решив.
— Лена, улыбаешься несмотря ни на что, — говорит он, едва водитель выходит из машины, чтобы открыть Григорию дверь. — Ты поняла меня? Помимо Калинского там будут другие мои друзья. И я не хочу, чтобы они закидали меня вопросами на тему того, почему у моей жены сегодня грустная мордашка.
— А причину сказать слабо? — цежу я, нервным движением поправляя и без того идеально уложенные волосы. — Что ты дочь от жены скрываешь. Уже много лет!
— Заткнись. — И Гриша выходит он из салона автомобиля.
Муж открывает дверь с моей стороны и протягивает ладонь, которую я игнорирую. Выхожу из машины сама, без его помощи. Демонстративно поправив платье, оглядываюсь, затылком чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд. Но никого знакомого не замечаю.