Выбрать главу

— Легкомысленный молодой человек!

Наступил ранний осенний вечер. Володи все не было. Мы с няней за весь день не обменялись ни одним словом о нем, хотя обе, конечно, только о нем и думали. Я не находила себе места от тревоги. Так обиделся Володя? Или — это еще страшнее! — с ним случилось что? Последние дни доктор то и дело говорил, что в «городе неспокойно», что «весь народ с ума посходил»… «Видано ли это?! Рабочие с винтовками по улицам шляются».

Что же с Володей? Где он?!

В девять вечера, как всегда, няня погнала меня спать. Я машинально проделала все, что полагалось: разделась, умылась, прочла вместе с няней вечернюю молитву, улеглась в постель. Няня укутала меня одеялом, поцеловала, перекрестила.

— Ну, спи с богом.

— Няня… а ты дождешься Володи?

— Спи, спи! Не думай о нем. Дождусь непутевого, намылю голову, — гневно сказала няня.

— Нянечка! А если с ним случилось что?

Няня фыркнула:

— Что такому сделается! А ты, коли услышишь звонок, не смей выскакивать, поняла? Ну, спи; я к бабушке загляну.

Мягкие туфли няни зашлепали из моей детской через соседнюю комнату, где раньше жила гувернантка, а теперь ночевала няня. Дверь в коридор захлопнулась за няней, и я с ужасом услышала, как в ней щелкнул замок. Няня заперла меня!.. Няня догадалась, что я непременно выскочу, когда придет Володя.

Я напряженно слушала. Было очень тихо. Вернулась няня, подошла к моей постели. Я притворилась спящей.

— Бедняжка, сиротка, — прошептала няня и снова ушла, и снова щелкнул замок.

Спать я, конечно, не могла. Куда девался Володя? Что с ним? Неужели он, вернувшись, не зайдет ко мне? Няня не будет пускать его, но неужели он не настоит?

Звонка я не слышала — от детской до прихожей было далеко. Часы в столовой пробили час ночи, когда пришла няня и снова наклонилась надо мной. Я не выдержала.

— Няня, вернулся? Благополучно?

— Ты чего не спишь? — рассердилась няня. — Вернулся. Что такому сделается! А ты спи.

— Няня… а он не захотел зайти ко мне?

— Днем не захотел, а ночью и подавно. Небось уже второй сон видит. На что ты ему, непутевому? — проворчала няня. — Спи.

И она ушла к себе.

Нет, спать я не могла. Радость, что Володя вернулся целым и невредимым, сразу сменилась горькой обидой. «На что ты ему, непутевому? Небось уж второй сон видит»…

Спит! Как он может спать, когда мне так тяжело? Я зарылась головой в подушку и кусала губы, чтобы не заплакать.

* * *

Но мы обе ошибались — и няня, и я. Володя не спал. Вот передо мной лежит его дневник. Переписываю целиком запись, сделанную в ту ночь.

Из дневника Владимира Тарабанова

Ночь на 21 октября 1917 года.

Нет, все равно не уснуть… Второй час ночи. Лежал, лежал, не лежится. Вскочил, шагал по комнате. Сердце распирает от гнева, от радости, от нетерпения… от целой лавины впечатлений за один сегодняшний день!

Не будь мальчишкой, Володька! Запиши лучше хоть коротко, что было сегодня. Да, да, надо записывать. Теперь эта старая тетрадка не только мой личный дневник. Сама история заглянет в нее!

Итак, Володька, вместо того, чтобы мотаться по комнате, давай-ка сидеть и писать. Возьми себя в руки, — с сегодняшнего дня ты красногвардеец!

По порядку!

Я бы все равно приехал в Питер. Стало невтерпеж сидеть в Харькове, когда тут такие события. Телеграмма о болезни бабушки ускорила отъезд, может быть, на день или два. И вот я здесь.

Двое суток в битком набитом вагоне. Двое суток жгучих споров. Люди выходили на станциях, входили новые. А разговоры все те же! Солдаты, рабочие, крестьяне, старые, молодые. Многие с детьми. Казалось, вся Россия передвигается в этом вагоне, все ее слои. Нет, не все, — это был вагон третьего класса.

Споры вскипали взрывами, снова и снова. Война… голод… Керенский… вооруженное восстание… разруха… мир… Ленин… судьба России… Временное правительство… большевики… Весь путь, весь путь — никаких других тем!

Я слушал. Жадно слушал. Чем дышит этот сгусток всех слоев населения? В Харькове я общался главным образом со студенчеством.

Всего не запишешь. Ну, вот хоть для примера: сидит на полу, на тощем мешке, старичок-мужичок и начинает вслух сам с собой рассуждать:

— Ох-ох-ох, бурлит Рассея-матушка. Вся, с головы до пяток, бурлит. Кому что нужно, тот о том и тоскует, того и просит… Мужичку — землички. Рабочему — хлебушка чуток побольше. Солдатику — замирения да чтоб домой…