Все это вовсе не нравилось ему. Каким-то странным, неопределенным образом это показалось ему самой катастрофической переменой из всех, что произошли после смерти Ранситера. Они уходили в прошлое с разными скоростями, и он интуитивно чувствовал, что именно это испытала перед смертью Венди Райт. Сколько времени осталось ему самому?
Он вдруг осознал, что ощущает предательский пронзительный холод, который еще раньше — он не помнил, когда точно — охватил его тело. Холод этот наполнял и его самого, и окружающий мир. Это напомнило ему последние минуты, проведенные на Луне. Холод искажал поверхности предметов, корежил, раздувал, превращал в пузыри, которые лопались с громким треском. Мороз врывался во все трещины, проникал к центру предметов, к сердцевине, которая была источником их жизни. Ал как будто видел теперь ледовую пустыню, среди которой торчали голые камни. Окружающая его действительность превратилась в плоскую равнину, обдуваемую ледяным ветром. Слой льда становился все толще — камни стали почти не видны. На краю его поля зрения появилась темнота.
“Но ведь все это существует только в моем воображении, — подумал он. — Мир вовсе не погребен под покровом льда и темноты: все это происходит во мне, но кажется, что я вижу это вокруг себя. Это странно. Может, весь мир как-то оказался внутри меня, окруженный моим телом? Когда это произошло? Видимо, эти явления сопутствуют смерти, — сказал он сам себе. — Эта неуверенность, которую я испытываю, заторможенность всех функций, ведущая к полной энтропии, — это сам процесс. А лед, который я вижу, — доказательство его развития. Когда я закрою глаза, — думал он дальше, — Вселенная исчезнет. Однако где те разные огни, которые я должен видеть — означающие дороги, ведущие к новым лонам? Где затуманенный красный огонек, символизирующий занимающееся блудом пары? А темно-красный огонь, означающий звериную алчность? Я чувствую только исчезновение тепла и вижу надвигающуюся тьму: замерзающую равнину, над которой погасло солнце Это не может быть обычной смертью, — говорил он сам с собой. — Это что-то неестественное; истинный процесс умирания вытеснен каким-то фактором. Может, я смогу понять это, — подумал он, — если просто лягу и отдохну; если найду в себе силы подумать над этим”.
— Что случилось? — спросил Джо. Они по-прежнему поднимались на лифте.
— Ничего, — коротко ответил Ал и подумал: “Им, может, и удастся, мне — уже нет”.
Входя в конференц-зал, Джо вдруг заметил, что Ал не идет следом за ним. Повернувшись, он выглянул в коридор и увидел, что Ал одиноко стоит там, не двигаясь с места.
— Что случилось? — снова спросил он. Ал не шевельнулся. — Тебе плохо? — спросил он, двигаясь к нему.
— Я чувствую себя усталым, — ответил Ал.
— И выглядишь ты неважно, — сказал Джо, чувствуя растущее беспокойство.
— Я пойду в туалет, а ты иди к ним, убедись, все ли в порядке. Я скоро присоединюсь к вам. — Он неуверенно пошел вперед, как будто не знал, где находится. — Ничего со мной не будет. — Он двигался по коридору нерешительно, как человек, с трудом замечающий дорогу, по которой идет.
— Я пойду с тобой, — решил Джо. — Хочу убедиться, что ты туда дойдешь.
— Может, когда я умою лицо теплой водой… — сказал Ал. Он нашел бесплатные двери в туалет, открыл их с помощью Джо и исчез внутри. Джо остался в коридоре. “Что-то с ним случилось, — подумал он. — Он изменился, увидев этот старый лифт. В чем же здесь причина?”
Ал снова появился перед ним.
— В чем дело? — спросил Джо, увидев выражение его лица.
— Взгляни сюда, — сказал Ал, вводя Джо в туалет и указывая на противоположную стену. — Туалетные надписи. Знаешь, разные слова, которые всегда можно найти в мужских туалетах. Прочти.
Надпись, сделанная мелом или красной ручкой, гласила:
“ПРЫГНИТЕ В СОРТИР, ТОЛЬКО БЕЗ МЕНЯ
Я ЖИВ, А ВЫ ВСЕ УМЕРЛИ, ДРУЗЬЯ”.
— Это почерк Ранситера? — спросил Ал.
— Да, — кивнул головой Джо. — Это его почерк.
— Теперь мы знаем правду, — констатировал Ал.
— Но правда ли это?
— Конечно, — сказал Ал. — Это совершенно ясно.
— И мы узнаем об этом таким способом — со стены мужского туалета.
— Эта надпись на стене совершенно однозначна. Мы могли бы месяцами — может, и до конца света — смотреть телевизор, читать Домашние газеты, слушать видеофоны и не узнать об этом.
— Но мы же не умерли. За исключением Венди, — сказал Джо.
— Мы находимся в состоянии полужизни. Вероятно, все еще на борту корабля, летим с Луны на Землю после взрыва, который нас убил. НАС, а не Ранситера. Он же пробует уловить от нас поток протофазонов. До сих пор это ему не удалось: из нашего мира туда, где живет он, не приходят никакие сигналы. Но ему удалось с нами связаться. Мы находим его следы везде, даже в местах, которые выбираем наугад. На каждом шагу мы сталкиваемся с его присутствием, с им и только с им, поскольку он — единственная особа которая пробует… ’