Ждать!
Они вернулись еще раз, из особо глубокой тьмы перед рассветом. Он слышал топот их лап в палатке и чуял их запах. Они навалились на него и рвали его грудь.
Он пытался пошевелиться, и не смог. Как будто накрепко приколотый к земле. Хватал широко раскрытым ртом воздух, которого все больше не хватало. Он попытался откатиться, но не смог сдвинуться ни на сантиметр.
Они не доберутся до меня. В своем скафандре я в безопасности.
Он успокоился. В безопасности!
Но что там тихо вошло в палатку? Что за длиннорукая, нагая тень? Она скользнула над ним, улыбаясь. Отстегнула застежки его шлема и стянула его.
Монт пронзительно вскрикнул.
Его накрыла темная волна.
Далекий голос говорил в его ухо:
— Монт! Лежи тихо! Тебе никто ничего не сделает! Будь внимателен!
Он широко распахнул глаза. Над ним склонился робот. Он узнал его лицо.
Чарли!
В палатку врывался серый утренний свет.
Он еще жив.
После трех чашек кофе он все еще дрожал.
Он стоял спиной к костру, хотя знал, что это бессмысленно. Он не мог почувствовать тепло костра сквозь космический скафандр, да и утренний воздух не был по-настоящему холодным. Туманным и влажным — да, но Сириус был сильнее, чем созданный руками человека огонь. Он поднимался за толстыми, серыми облаками и воздух становился тяжелым и гнетущим.
Покрасневшие глаза смотрели устало, борода превратилась в колтун. “Борода, — мелькнуло у него в голове, — не слишком подходит к шлему скафандра”. Он спал не больше двух — трех часов и был смертельно уставшим.
Мозг тем временем снова заработал; вернулась его способность размышлять, и Монт был благодарен ему за это. Никогда еще Монт Стюарт не сомневался в себе, но сейчас он потерял уверенность. Он больше не понимал ни себя, ни своих действий.
Эти сны… если это были только сны. Они его тяготили.
— Я этого не понимаю, — сказал он.
Чарли выглядел так, будто не спал совсем. Он хлебал ложкой свою утреннюю кашу из консервной банки.
— Ты, должно быть, сходишь с ума, — сказал он.
Монт криво улыбнулся.
— Мне кажется, человек не очень разумная тварь. Так как мы решили вести себя мирно и дружественно, мы полагали, что туземцы поведут себя по отношению к нам так же. Они этого не сделали.
И еще мы полагали, что я всегда буду действовать логично. Я этого тоже не сделал.
— Почему? Мы произнесли нашу большую речь; у нас был план. Мы знали, что мердозини нападут на нас, но не смогут ничего сделать. Нам оставалось только ждать, пока они уйдут. Мы доказали наши добрые намерения — мы не хотели им ничего сделать, даже если они напали на нас. Ты все спутал и начал с ними бороться. Если мы не способны ни на что лучшее, нам надо прекратить эту историю.
Монт выплеснул в костер остатки кофе.
— Мне очень жаль.
— Прекрасно, чудесно! Ему жаль! А что нам теперь делать? Послать им в качестве компенсации подарок?
— Не знаю. Что ты посоветуешь?
— Ты великий гений! Вся эта идея твоя! Вот и расскажи мне, что должно быть дальше!
Монт потер усталые глаза и посмотрел вверх, на деревья вокруг поляны.
На самом деле у него теперь вообще не было никаких идей, только твердая решимость. Он слишком выдохся, чтобы думать.
— Ты, наверное, хочешь сегодня получить орден за хорошее поведение? — спросил он раздраженно. — Какая муха тебя укусила?
Чарли с отчаянием поднял руку.
— Он испортил наш единственный шанс, а потом спрашивает, какая меня укусила муха!
Монт повернулся и посмотрел на него.
— Я же извинился. Я тоже не супермен. ЭД делаю ошибки. Не знаю, что на меня нашло, но я точно знаю, что все полетит ко всем чертям, если мы начнем ссориться!
Чарли тяжело присел на бревно и уронил подбородок на ладони.
— Все в одну кучу. Эти проклятые скафандры. Ужасный воздух. Вся эта вонючая планета. Я не спал всю ночь. Мне все казалось бессмысленным. Не знаю, зачем я здесь. С таким же успехом я мог находиться в корабле. Просто у меня пропало всякое желание!
Монт медленно кивнул.
— Уйти слишком просто. Кажется, и на самом деле нет никакой логичной причины продолжать все это. Я понимаю.
— Почему же мы тогда не уходим?
— Даже на это я не знаю ответа. Но только ужасно тяжело сдаваться после неудачи, Чарли. Уйти легко, но ведь потом будем жалеть об этом всю жизнь.
— Большое спасибо, добрый философ! Теперь все ясно, как чернила.
— Может быть, тебе лучше прилечь и немного поспать? Я останусь на вахте. Разговорами мы ничего не добьемся.