— Надеюсь, что ты прав. — Фрэдди покачал головой. — Но я все равно считаю, что твои соревнования — глупый риск жизнью, только и всего.
— Только и всего?
— Конечно! На мой взгляд, эта затея совершенно бессмысленна.
Маркиз прошел к столику и налил себе еще шампанского.
— Признаюсь тебе честно: больше всего на свете мне хочется получить сейчас вызов из Веллингтона. Надеть на себя форму и вместе с тобой отправиться в расположение. И знать, что мы принесем кому-то пользу и что нам не придется скучать. Ни минуты.
— Я понимаю, о чем ты, — ответил Фрэдди, кивая. — Тем не менее нам обоим необходимо научиться жить в мире, в котором нет войн. Вообще-то я и так ни на что не жалуюсь.
При желании в Лондоне можно найти массу развлечений. С нетерпением жду начала осеннего сезона охоты.
— Чтобы пристрелить в лесу одну тощую лисицу, — съязвил маркиз.
— Неужели тебе нравилось убивать французов?
Наступило непродолжительное молчание. Затем маркиз кашлянул и медленно заговорил:
— Что мне нравилось, так это ощущение постоянной настороженности, бодрости. А о результате своих действий на войне я старался не думать.
— Я тоже, — ответил Фрэдди. — Но порой от навязчивых мыслей было невозможно отделаться. Я размышлял о том, что французы такие же люди, как мы с тобой. Что имеют право жить и хотят жить, и на душе становилось отвратительно. А самыми неприятными были раздумья о том, что дома наших противников ждут матери, жены, дети…
— Ты намекаешь на то, что со мной не все в порядке? — спросил маркиз, глядя на друга исподлобья. — Что страстное желание воевать — это болезнь?
— Нет, — сказал Фрэдди. — Мне кажется, ты не хочешь продолжения войны. Все, в чем ты нуждаешься, — это ощущение опасности и постоянный прилив новых эмоций. А это совсем другое.
Маркиз победно улыбнулся:
— Это именно то, что я предлагаю сегодня своим гостям!
— Черт! — воскликнул Фрэдди. — Тебя никогда не переспоришь! Что ж, ты выиграл! Я тоже буду участником этого безумия! Надеюсь, что завтра тебе не придется плакать у моего гроба.
— Плакать? Можешь представить меня плачущим, Фрэдди? — Маркиз добродушно рассмеялся. — Я очень рад, что сумел уговорить тебя явиться на мое мероприятие. В противном случае ты всю оставшуюся жизнь сожалел бы о том, что отказался.
В тот момент, когда дворецкий взглянул на часы на камине, дверь открылась и в зал для принятия завтрака, слегка пошатываясь, вошел Фрэдди.
Один из лакеев рванул к столу, чтобы выдвинуть для него стул, второй подскочил и постелил ему на колени белоснежную салфетку, потом поспешно подошел к стене и взял с треногого столика серебряную кастрюлю с изображением фамильного герба. Под столиком горели пропитанные маслом фитили — таким образом пища в кастрюлях на нем была постоянно теплой.
Не успели подать Фрэдди первое блюдо, как он крикнул хриплым, неузнаваемым голосом:
— Бренди! Принесите мне бренди! Ничего другого не надо?
— Конечно, сэр!
Дворецкий сделал жест рукой лакею, который шел к Фрэдди с кастрюлей, тот остановился на полпути и вернул ее на треногий столик. Второй слуга уже торопливо направлялся к Фрэдди с графином из граненого стекла.
Когда бокал наполнили, Фрэдди окинул его удовлетворенным взглядом, но не успел сделать и глотка, как в зал вошел маркиз.
— С добрым утром, Фрэдди! — воскликнул он.
Друг ничего ему не ответил.
Пройдя к треногому столику и оглядев содержимое каждой из кастрюль, с которых лакей услужливо снимал крышки, маркиз указал рукой на одну из них.
— Положите мне отбивную из мяса молодого барашка, — велел он, прошел к большому столу и уселся рядом с Фрэдди.
Лицо Фрэдди выглядело неестественно бледным, а взгляд затуманенным.
Маркиз улыбнулся, внимательно рассмотрев его.
Лакей положил отбивную на тарелку хозяина, а дворецкий налил кофе.
— Твоя проблема в том, что ты смешиваешь разные напитки, Фрэдди, — сказал маркиз. — Я заметил вчера, что после шампанского ты принял приличную дозу портвейна. Я же так и продолжал пить шампанское, добавил лишь чуточку бренди.
Пить красные вина после светлых — весьма глупо, если тебе предстоит садиться в седло.
Что бы он там ни пил, по внешнему виду маркиза никто не определил бы, что вчера он полночи куролесил. Шалости и выпивка никак не сказались также и на его самочувствии.
— Дело вовсе не в том, что я смешал шампанское с портвейном, а в том, что у меня все тело гудит, а руку я до сих пор не чувствую — она была пристегнута к телу на протяжении слишком долгого времени.