— Нет, Кир, я в такое верить отказываюсь. Так можно совсем связь с реальностью потерять и уж наверняка уехать в дурдом — будешь им там рассказывать про куски оконных рам и про генеральное сражение!
— Ну хорошо, ты отказываешься верить. А я верю, Бакки, и я уже во вторник отправлюсь за экватор — посмотреть на бифулеров своими глазами и убедиться, дикари ли они. Поговорить с ними.
— Но это же опасно для жизни! Ты правда с ума сошёл?
— Нет, я думаю, гораздо опаснее для жизни — жить, не понимая, кто ты и зачем.
***
— Эй, Стеф, ну ты ослеп, что ли? — Тим Трей стукнул своего напарника по спине так сильно, что тот едва не поперхнулся кофе.
— Чего ещё такое?
— Ты глаза разуй — тебе за что деньги платят? Какая-то жесть происходит. На экран смотри!
На экране в нижней части карты Нью-Мексико, в Эль-Пасо, которая служила резервацией, методично то погасал, то снова загорался тревожный красный круг, постепенно увеличиваясь в размерах.
— Да ну мать же твою, опять! Ну как же так, Тим?! Ведь всего три месяца осталось до окончания тестового периода, ну что у них не так на этот раз?!
— Может, ложная тревога. Давай смотреть логи и записи с камер в этом месте.
Но они успели изучить лишь часть логов — раздался телефонный звонок, Тим взял трубку.
— ТРЕЙ! Что у вас там происходит, мать твою?! — взревел генерал, руководивший проектом. — У вас нежелательные эмоции красного уровня в резервации, и вы уже больше часа не сообщаете об этом! Вы там совсем охренели, умники?!
— Генерал! — Тим вытянулся по струнке, будто держал отчёт перед генералом лично. — Ситуация ещёне тщательно изучена. Мы читаем логи и сейчас будем смотреть видео с камер.
— Мы уже всё посмотрели, олух ты! Там полная задница — ваши сраные роботы опять проявляют сочувствие, раскаяние и прочее! Трей, ты слышишь меня? Ты сам пойдёшь на фронт, понял? Я всю вашу контору умников зашлю на передовую, если и следующая партия будет такой же! Это твой сраный последний шанс! Слышишь меня? — Генерал орал в трубку так, что его слышал даже побелевший от ужаса Стеф.
— Но генерал, эта версия проработала без ошибок очень долго. Они девять месяцев работали в штатном режиме.
— В штатном режиме твоя мамаша работала девять месяцев, раз тебя родила, сраный ты идиот! А мне надо не девять месяцев. Война может длиться десятилетиями. Мне нужно, чтобы эти железные чурбаны убивали врагов, а не рисовали картины и сожалели о том, что они истребили другую цивилизацию, мать твою! Я слушаю ваши сказки уже четвёртый раз! Если пятая партия этих истуканов так же обосрётся, то, клянусь памятью Джорджа Вашингтона, ты отправишься на передовую вместо них!
Генерал бросил трубку. Трей тоже положил свою и молча закурил. Побелевший Стеф повторил за ним.
– Я не знаю, Тим. В этот раз мы использовали новые алгоритмы, новые протоколы. Мы всё обновили. Переписали историю бифулеров, сделав их самыми отъявленными дикарями и садистами. Я не понимаю, как они могут их жалеть! Я уже и забыл про этот шкаф с книгами, который они нашли. Это ведь один из почти тридцати инициаторов нежелательных эмоций, причём далеко не самый яркий. Сотни роботов за эти четыре поколения находили эти книги и даже не придавали им значения. Я не знаю, почему для этого Кира они послужили триггером. И почему мы должны губить всю партию из-за одного чувствительного засранца?
— Ты знаешь почему.
— Да, знаю, но ведь не доказано, что эти его чувства станут вирусными по всей резервации.
— Станут — ведь во второй партии стали. Мы тогда уже подождали по твоему совету и потеряли время.
— Там было другое: там же из-за любви всё началось, — возразил Стеф.
— И тут из-за любви. Все эмоции сводятся к двум основным — любви и страху. И они не могут существовать одновременно. В основе всех нежелательных эмоций красного уровня всегда лежит любовь.
— Да ты философ!
— Гаси их, Стеф, и собирай завтра планёрку на девять утра. У нас с вами впереди как минимум полгода программирования и нет права на ошибку.
— Что, прямо сейчас гасить? Ну девять месяцев же, Тим! — жалобно затянул Стеф.
— Гаси, иначе руководство приедет сюда и само погасит их. И тебя заодно.
***
Кир и Бакки не успели ничего понять — они упали замертво одновременно, как и остальные 25 000 роботов прошедших тест Тьюринга и уже 9 месяцев живших в резервации Нью-Мексико, думая, что они люди. Уже третий год военные пытались вырастить умные, но безэмоциональные машины, которые должны уметь виртуозно воевать и убивать, но не испытывать привычных людям чувств, таких как сожаление или любовь. Поколение Кира и Бакки было уже четвёртой версией, улучшенной настолько, насколько это возможно, но и оно смогло продержаться лишь 9 месяцев. Последней эмоцией Кира перед отключением была улыбка. Вероятно, он так отреагировал на шутку Бакки или свою собственную. Своими нежелательными эмоциями красного уровня он смог отложить, а может, и предотвратить войну, которой возможно было уготовано стать финалом человечества уже не в выдуманной реальности, а на самом деле.