Вздрогнул Егор, хотел было кричать «изыди», но дюже жалкий и печальный вид был у жерди. Пожалел человек Жердяя:
— Как тебя взад вернуть? Думать-то я не горазд, всё дом да труд, вот почему я и тут.
Сел Жердяй на траву и заплакал:
— Порубай меня своим топориком, порубай! Я в щепы малые превращусь и перегноем со временем стану.
Достал крестьянин топорик и тюк-тюк-тюк им по Жердяю! А топор мимо проскальзывает — стал Жердяй бесплотным духом лесным. Села коряга-призрак на траву и заплакала пуще прежнего:
— А может, мне снова в печь залезть? Глядишь, всё взад и вернётся.
Развёл Егорушка руками:
— Ну попробуй.
— Пошли! — обрадовался Жердяй.
— Э нет, погодь. Мои родные тебя увидят, в живых не останутся! Давай ночью приходи, я тебя в печь и подкину.
Ударили человек и жердь по рукам, и разошлись в разные стороны до тёмной ночки. А как легли все домашние спать, отец к печке присел и подкидывает в неё потихоньку дровишки, чтоб не потухла. Тут дверь со скрипом отворилась и входит Жердяй на длинных, худых ногах.
— Давай ныряй в печь, — отворил Егор Берендеевич печную дверцу.
Скрючился Жердяй, согнулся в три погибели и в печь полез. Закрыл хозяин печную створку и ждёт. Прошёл час, отворилась со скрипом входная дверь и входит в избу Жердяй:
— Слышь, мужик, не сгорел я, в трубу вылез. А черный ворон, что крыше сидел, сказал, что я нежить обречённая, таковым во веки веков и останусь.
— Ну что ж, — снова развёл руками Егор. — Ступай себе жить вечно. Жить вечно тоже неплохо.
— Неплохо, неплохо, неплохо! — эхом загудел Жердяй и похоже даже обрадовался.
Выкарабкалась коряга из дома людского и к себе в лес побрела. Только с той поры, слухи по селу пошли, мол, бродит коряжина долговязая по ночам, в окна заглядывает, в печь просится. А как на трубу печную усядется, так начинает буянить: то ветром гудит, то скрипом скрипит, а то и вовсе плачет:
— Высоко сижу, в сыру землю хочу, Жердяй жалкий, Жердяй жалкий, Егор гадкий, Егор гадкий!
Народ шушукался, все головами кивали на Егора Берендеевича. Да разве докажешь чего? Тот молчит, как сыч, лишь в лес дюже часто шнырять по делу и без дела повадился. А ночами меж домов прячется: Жердяя, видимо, караулит.
Баю-бай, Егорка,
спи. Жердяя норка
не в твоем дому,
а в глухом лесу.
Жердяй — нечистая сила, очень длинный и худой дух, бродящий ночью по улицам словно жердь (тонкий длинный ствол дерева, очищенный от сучьев и ветвей). Шатается иногда ночью по улицам, заглядывает в окна, греет руки в трубе и пугает людей. Это шатун, который осужден век слоняться по свету без толку. Чтобы избавиться от всех этого нечистого, народ прибегает к посту и молитве, к святой воде; к свече, взятой в пятницу со страстей, которой коптят крест на притолоке в дверях.
Дед Егор и кот Баюн
Жил-был кот.
Сто целковых ему в рот
положи и ходи кругами:
жди, когда выдаст рублями!
Где-то там в Сибири, у самой её середине стоит столб железный… а может быть медный… или алюминиевый… впрочем, неважно. Судачат, что это и не столб вовсе, а ось земная! Один её конец в болото Великое уходит, что в области Вологодской, а другой у тундру Якутскую. И оба эти конца матерь землю насквозь протыкают, а на полюсах в большие узлы скручиваются и в небо уходят. Вот так.
Но это всё брехня! Я сама там бывала, и видела: никакая это не ось земная и не столб железный, а капище бабы Яги. Стоит там её деревянный болван, а на болване том сидит кот. Про кота тоже всякое болтают. Мол и не кот это вовсе, а рысь, тигр или даже манул. Ну зря такое болтают, рысь — это мать Арысь-поле. Тигр он и есть тигр, в Уссури живёт. А вот кот Баюн — это кот, как есть кот! Но может и манул — не рассмотрела, далеко сидел, высоко глядел, песни гладкие пел, мои уши не задел. А и неудивительно: кто уши писательские заденет, тот вмиг одеревенеет!
Но то не сказка была — присказка. Сказку слушай далее.
Повадился кот Баюн из соседних сёл людей тягать да сжирать их до последней косточки! Приманит грибника или ягодника песнями сладкими, да и в пасть! Но народ у нас терпеливый, всё стерпит. И ещё б тыщу лет кота Баюна терпел, да из-за деток малых за обиду, за злобу его пробрало! Ведь кот и дитя с котомкой мимо себя не пропустит… А уж сие мужику нашему совсем возмутительным показалось. Собрали, значит, крестьяне сход и порешали: надо кота порешить! Только кто его решать то будет? Забает любого, как пить забает.
Но вперёд вышел дед Егор с топором: