Сердце Нилла мучительно ныло — верховный тан был для него божеством. Но разве еще ребенком он не имел случая убедиться, что даже тот, кого любишь больше всех, тоже не безгрешен? Однако то, что сделал Конн, и близко не могло сравниться с тем ужасным преступлением, что когда-то совершил его отец! Это Нилл по крайней мере мог если не простить, то хотя бы понять.
— Конн объявил твоему отцу, что отправит тебя куда-нибудь подальше от Гленфлуирса, в такое место, где ты вырастешь в любви и заботе. Он торжественно поклялся Финтану и Гренне, что потом, когда ты вырастешь, прикажет привезти тебя в замок и возьмет под свою защиту. Финтан свято верил в слово, данное ему таном. Чтобы спасти тебе жизнь, родители позволили увезти тебя в монастырь. Думаю, браслет, который ты носишь на руке, — это знак любви, которую они оба питали к тебе.
Кэтлин бессознательно тронула золотой ободок, ставший для нее бесценным.
— А когда мой отец умер и уже больше не был нужен тану, Конн отдал приказ убить меня!
Намерения Конна, высказанные вот так, напрямик, выглядели настолько бесчеловечно, что Нилл невольно содрогнулся. Словно маска добродетели, прикрывавшая лицо его кумира, внезапно сползла, приоткрыв личину чудовища.
— Кэтлин, я знаю, это тяжело.
— Всю свою жизнь я задавала себе этот вопрос — почему? Теперь я знаю, что была проклята еще до своего рождения.
— Нет! Это было просто предсказание! Друид мог ошибиться.
— Сестры в монастыре тоже сказали бы так. Но что скажешь ты, Нилл? Во что веришь ты сам?
Он избегал встретиться с ней взглядом.
— Ты хотел убить меня, пока я спала. Я прочла это в твоих глазах. Тебе не хотелось, Нилл, но ты пошел на это.
Нилл уставился неподвижным взглядом на свои руки — руки, которые были бы запятнаны кровью Кэтлин, если бы не неожиданный поворот судьбы.
Кэтлин умолкла. Они долго молчали, сидя в тишине, которую ничто не нарушало, кроме слабого шелеста дождя.
— Странно, досточтимая матушка любила повторять, что меня ждет особенная судьба. Мне кажется, она думала, это будет нечто чудесное, романтическое — какой-то великолепный дар провидения. Не думаю, что она могла предположить, каким злым роком мне предначертано принести кровь и смерть тысячам невинных людей.
Даже такому суровому, привычному ко всему воину, каким был Нилл, было невыносимо видеть страдание на этом прекрасном, как цветок лилии, лице. Радость, счастье — вот для чего была она рождена.
— Кэтлин, силы, которые нами управляют, подобны волнам океана. Может быть, пророчество старого друида уже утратило силу.
— А если нет? Что, если его слова сбудутся? — Кэтлин закусила губу, и Нилл с тревогой заметил, как в глазах ее блеснули слезы. — Может быть, Конн был все-таки прав. И единственный способ избежать проклятия — убить меня!
— Кэтлин, эти люди для тебя ничего не значат! Ты ведь их даже никогда не видела!
— Да, но ведь кому-то они нужны! Кто-то ведь их любит, правда? Это чьи-то матери и отцы, дети, сестры и братья. Целые семьи, а у меня никогда не было семьи. И когда я умру, некому будет меня оплакивать.
— А аббатиса?! — «А я?!» — добавил он про себя, и мысль эта обожгла его будто огнем.
— Ну… я ведь уехала из аббатства, чтобы больше туда не возвращаться, верно? И аббатиса никогда не узнает, что со мной случилось. — Кэтлин обратила к Ниллу взгляд огромных глаз, и он прочел в нем не только страх, но и мужество и решимость. — Так что если… ты выполнишь свой долг…
От этих слов у него все сжалось внутри.
— Проклятие! — прорычал он. — Ты что, спятила?!
Слезы ручьем хлынули у нее из глаз.
— Но разве я имею право навлечь беду на тысячи ни в чем не повинных людей?!
Да что она, не в своем уме?! Подумать только — чуть ли не дает ему разрешение перерезать ей горло! За всю свою изломанную, искалеченную жизнь Нилл никогда еще не встречал человека, который бы так любил жизнь, как она, так умел радоваться ей!