Глеб победительно поправил модные темные очки, сползавшие со вспотевшей переносицы.
— Умные красивые люди могут себе позволить нигде не работать. Только на себя. В общем, у нее связи в тех кругах, которые умело извлекают выгоду из народного любопытства к потустороннему. И у нее давно есть проект, который она хочет им предложить. Точнее, не проект — задумка. А ты со своей готовой книгой можешь отлично вписаться в эту задумку! Надо только соединить ваши материалы, навести лоск цельности — и вперед! Твои вероломные боссы будут локти кусать и умолять тебя вернуться.
Стеша почувствовала предательскую слабость и надвигающееся ухудшение. Не хотелось бы нарушить майскую идиллию для семейственно гуляющих здесь мамочек с колясками и рухнуть в обморок. Или еще того хуже — болезнь зло изобретательна в своих проявлениях.
— Пойдем-ка домой, Глебка.
Она взяла его под руку, и неожиданно ее накрыло минутное спокойствие. Она и не знала, что бывает не только минутная слабость! Как хорошо, что есть брат. Не все же мужу и сыну терпеть ее хвори. Брат вне паутины семейного долга, вины и страха, он непредсказуемый и безвозмездный подарок вселенной.
Когда Стеша с неизбежным уже теперь стыдом за теперешнее свое состояние забилась в любимое кресло, а Глеб размашисто орудовал на кухне, вызвавшись сварить кофе по-борисоглебски, как он называл какой-то рецепт от своего деда Бориса, — вот тогда к Стефании вернулось ее цепкое аналитическое любопытство. И она с пристрастием допросила братца о новой подруге, которая вдруг горячо пожелала слиться с ней в творческом экстазе.
— Пока мы с ней не встретимся и не поговорим детально, этот разговор продолжать не стоит. Ты и сам понимаешь… Что это за таинственные круги, с которыми она связана… И главное — кто она сама? Ведь ты ходишь вокруг да около, но так мне этого и не объяснил. Сдается мне, что ты и сам этого не знаешь. И съешь хоть что-нибудь, наконец! Куриное жаркое. Специально целый казан наготовила в расчете на тебя! Юрка теперь в жажде свободы уехал жить к бабушке, а Вите много картошки нельзя, хотя он ее и любит. Так что спаси его от желудочной колики.
Глеб ликующе фыркнул:
— Съем хоть весь казан, только не сиди ты вот так обреченно… Я очень хочу попросить тебя, чтобы ты… показала нам тот дом. С поющим призраком. Кара вроде тоже там была, но хочет проверить, о том ли доме речь… и о какой квартире! Она, как и ты… филигранно чувствует потоки энергий. О, как я выучил вашу терминологию! Давай, покажи! И сама, глядишь, взбодришься.
Глава 3
Призраки у Андроникова монастыря
Вот! Лишнее подтверждение того, что люди слышат лишь лакомую вершину айсберга информации. Квартира с поющим призраком… Первая ласточка! Пришлось снова освежить для братца эту дивную историю, коли он такой забывчивый. Это ж было много жизней назад! Да какие там теперь призраки… Ведь они любят молодых. И смутные времена.
Стеша с Витей тогда только начинали порывисто и неловко вить гнездо со всеми сладостями, пустяшными ссорами и треволнениями «утра любви». Снимали квартиру в удивительном районе рядом с железной дорогой. Тишина, невесомость пуха, комнатные заросли на окнах… словно провинциальный милый городок по пути на Урал или в Сибирь, куда едешь в неясной надежде. Вот только на что? Но все надежды тогда были беспредметно ликующие, как подрощенные щенки.
И все же это была Москва, только многолетней давности, когда Юрки еще в проекте не было, целую эпоху назад. Дом стоял недалеко от Андроникова монастыря и, собственно, представлял собой бывшую заводскую общагу. С виду — доминирующее чудовище, зато внутри была уютная квартирка, переделанная из общажной «двушки». Хозяева были омерзительные, а после у Стеши с Витей бывало и наоборот — ужасное жилье и чудесные хозяева… Но речь не о них, а об эстетически дикой, но при этом умиротворяющей эклектике непрестижных зон столицы, где она оголяет свой истинный былинно-вокзальный нерв. Без пафоса и богатой дури. Такая Москва, где вспоминаешь старый армейский принцип «подальше от начальства, поближе к кухне», давно стерта с лица земли. Разве что иной раз вынырнет бочком, как подводная лодка «Атлантида», и снова исчезнет в пучине.
И вот в этом идиллическом уголке была одна… вроде как совсем не странность — соседка сверху любила петь. Не то чтобы она напевала любимые шлягеры или собирала громко горланящие компании, что было бы типично, тем более для общежития. Нет, она пела хорошо поставленным, летящим сопрано. Стеша романтически решила, что соседка — певица, но распевалась она как-то нерегулярно. А порой монотонно и безнадежно читала нараспев молитвы. Ее вокал иногда сменялся лаем декоративной собачки, судя по тембру маленькой и вредной. Иногда к таинственной певунье приходил поздний гость, отвратительный жлобский матерщинник, и тогда сверху мог доноситься женский плач. Словом, из этих отзвуков можно было соткать чью-то судьбу…