– У миледи есть все, что нужно? – спросила служанка тоном, означавшим: «С удовольствием оставлю вас с ним наедине».
– Да, Элис, спасибо.
– Если я еще понадоблюсь, миледи, для чего-нибудь, – при слове «чего-нибудь» Эмили сжалась, – пожалуйста, зовите меня не мешкая.
– Ты мне не понадобишься, Элис, – Эмили бросила на служанку многозначительный взгляд, – спасибо.
Элис побежала к башне.
Эмили открыла свою рабочую корзинку. Она была в полном смятении.
– Скажите, миледи, что, ваша служанка одержима каким-то странным демоном, который заставляет ее вот так приплясывать?
Эмили, улыбаясь, вдела нитку в иголку, отложила ее в сторону и взяла мокрое полотенце.
– Если у демона есть имя, милорд, то, думаю, его зовут «озорством».
Эмили принялась промывать рану. Дрейвен сидел не шелохнувшись, только смотрел на Эмили таким напряженным взглядом, что у нее разрывалось сердце.
– Как правило, леди бьют своих служанок за такие выходки.
– Ну, я не такая лицемерка, чтобы наказывать Элис за грех, который так близок моему сердцу.
Взгляд Дрейвена стал мягче.
– Да, у меня такое ощущение, что вы можете хорошо научить ее этому предмету.
– Если нас сравнивать, то Элис – новичок, а я – мастер.
Эмили отвела волосы со лба Дрейвена, поразившись при этом тому, какие они мягкие. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Ее бросило в жар.
– От вас пахнет яблоками и корицей, – хрипло произнес Дрейвен.
– Это духи моей сестры, – тихо ответила Эмили. – Я всегда говорила ей, что она, наверное, привлекает ими больше мух и пчел, чем мужчин.
– Тогда почему вы ими пользуетесь?
– Я скучаю по сестре, и эти духи напоминают мне о ней.
Дрейвен отвел глаза в сторону.
Облизав пересохшие губы, Эмили опустила нитку с иголкой в чащу с вином.
Дрейвен сидел, широко расставив ноги и положив руки на колени. Эмили старалась не замечать, что стоит у него между ногами и что ее груди, которые стали странно твердыми и тяжелыми, оказались на одном уровне с глазами Дрейвена.
А когда он случайно посмотрел на них, она ощутила необычную сильную боль между ногами.
Эмили сглотнула, стараясь не думать о странном поведении своего тела, и приготовилась зашить графу рану.
– Боюсь, будет немного больно.
– Уверяю вас, миледи, меня столько раз зашивали, что я уже ничего не замечаю.
Эмили сделала первый стежок. Дрейвен сидел неподвижно, как статуя, устремив взгляд в землю.
Отступив на шаг, Эмили вынула из корзинки серебряные ножницы.
– У вас ласковые руки, – проговорил Дрейвен низким голосом.
– Благодарю вас, милорд. Не в моей природе причинять людям боль.
Эмили обрезала нитку, потом потянулась за мешочком с травами, который держала в корзинке. Готовя припарку, чтобы спала опухоль и не было заражения, она снова ощутила, что Дрейвен наблюдает за каждым ее движением.
Его взгляд вызывал в ней дрожь возбуждения.
И снова Эмили подумала: каково это – поцеловать его? Джоанна говорила, что поцелуи – самая лучшая часть в объятиях мужчины, и что-то подсказывало Эмили, что поцелуй лорда Дрейвена будет восхитителен.
– Что привело миледи на поле сегодня утром? – спросил граф.
Эмили продолжала смешивать травы с вином.
– Я удивилась, почему никто не пришел в зал позавтракать.
– Я не привык завтракать.
Дрейвен отвел взгляд, и Эмили вздохнула с облегчением – можно было немного отдохнуть от этого обжигающего взгляда.
– Я велю Друсу передать кухарке, чтобы та вставала пораньше и готовила для вас завтрак.
– Друсу? – переспросила Эмили, накладывая припарку на лоб. Его кожа сильно отличалась от ее. Она была гладкая, но не нежная. Просто мужская. И горячая. Ужасно горячая и очень смущающая спокойствие добродетельной девы.
– Моему сквайру. Когда Эмили наклонилась, чтобы взять полотенце, она случайно задела бедром за ногу Дрейвена.
Он резко втянул в себя воздух и вскочил на ноги с такой поспешностью, что она невольно вскрикнула.
Прежде чем Эмили успела извиниться, Дрейвен уже был далеко.
Он пытался совладать с вожделением, овладевшим им, и глубоко заглатывал воздух. Нога болела, словно к ней прикоснулись горячим утюгом. А чресла горели, словно адское пламя сошло ему на колени.
Останься он рядом с Эмили еще хотя бы на мгновение, то обесчестил бы их обоих.
Дрейвен думал только о том, чтобы уйти как можно дальше, и поэтому направился к конюшне, в которой, к несчастью, обнаружил Саймона.
– А я думал, что ты в донжоне, – бросил Дрейвен брату, который стоял над убогим соломенным ложем, которое Дрейвен соорудил для себя накануне вечером.
– Я слышал от Друса, что ты перенес свои вещи сюда, и решил проверить, так ли это.
Дрейвен пропустил слова брата мимо ушей и снял с себя сюрко.
– Где мой сквайр?
– Когда я в последний раз видел его, он ел. Дай я помогу тебе.
Дрейвен повернулся к брату спиной, чтобы тот мог расшнуровать и расстегнуть его доспех.
– Почему ты отдал леди свою комнату?
– Не твое дело, – недовольно буркнул Дрейвен.
– Конечно, только я никогда не видел, чтобы ты поступал так странно.
Дрейвен закрыл глаза. Ему хотелось одного – чтобы Саймон ушел. Но он хорошо знал брата и понимал, что тот не уйдет, пока не получит ответы на свои вопросы. Это была самая раздражающая привычка у человека, у которого такое множество раздражающих привычек.
– Я отдал ей мою комнату, потому что это самая чистая комната в донжоне, и перенес свои вещи сюда потому, что если я буду держаться от нее подальше, то не смогу причинить ей вред.
Дрейвен почувствовал, как Саймон ухватился за его кольчугу.
– Сколько раз я должен повторять тебе, что ты и твой отец – не одно и то же?
Дрейвен сбросил с себя руку брата движением плеч, а потом рывком стянул кольчугу через голову.
– Ты, брат, не так хорошо меня знаешь, как полагаешь.
Саймон бросил на Дрейвена возмущенный взгляд:
– Я никогда не видел, чтобы ты ударил кого-то в гневе. Почему…
– А ты? – спросил Дрейвен, прервав его.
Саймон вдруг сильно побледнел.
– Мы были детьми, Дрейвен, и это был несчастный случай.
– Это не имеет значения, – угрюмо проговорил Дрейвен. Перед его мысленным взором возникла страшная картина: брат лежит на земле, раненный его рукой. – Я чуть не убил тебя в тот день.
– С тех пор ты ни разу не поднял на меня руку.
– Потому что ты никогда не злил меня. Саймон фыркнул:
– Ну, это явно не потому, что я мало старался.
– Не вижу в этом ничего забавного.
– Вот видишь, – торжествующе произнес Саймон, – ты злишься на меня сейчас, но ничего не делаешь, чтобы причинить мне вред.
– Это разные вещи, – упирался Дрейвен. – Я не могу… нет, я не стану рисковать благополучием леди. Не стану, потому что дал клятву проследить, чтобы с ней ничего не случилось.
Саймон вздохнул:
– Тем более жаль. Я надеялся, что ее присутствие здесь заставит тебя понять, что ты можешь жить рядом с женщиной и не причинить ей боль.
Дрейвену тоже хотелось в это верить. Но он знал, что это не так. Он был одержим яростью, как и его отец, и так же был не властен обуздать ее.
Сколько раз он убивал в бою, ничего при этом не чувствуя! Пока не пройдет приступ ярости, он ничего не чувствует, ничего не видит и ничего не понимает.
И тогда уже ничто не спасет беднягу, который оказался у него на пути.
Дрейвен видел, как его мать стала жертвой такой ярости, и поэтому никогда сознательно не подвергнет опасности жизнь женщины ради себя самого или из нужды в наследнике.
Да, проклятие, живущее в нем, прекратит существование вместе с ним.
Саймон с выражением отвращения на лице оттолкнулся от деревянного столба и вышел из конюшни.