Так он, чего доброго, окончательно осмелеет да решит попробовать, как скоро бывший раб восстанет из мёртвых. И восстанет ли вообще… У Вельса в запасе было не так много жизней, чтобы тратить их на развлечения наглого мальчишки.
- Поклянись, что поможешь мне, - потребовал он.
- Клясться? Тебе? – презрительно сморщился царевич. – Кто ты такой, чтобы я…
- Я тот, - оборвал его Вельс, - кто знает о твоих тайных развлечениях. Клянись!
Зейн свёл брови, словно пересиливая себя, и выдавил сквозь зубы:
- Клянусь.
- Чем клянёшься? – не унимался Вельс.
- Клянусь словом царевича и своей честью. Но ты тогда тоже поклянись, что если я верну тебе кольцо, ты не выдашь мою тайну и уедешь отсюда. Оставишь меня в покое…
- Ладно, - согласился Вельс, он только о том и мечтал, чтобы уехать из этих земель. – Клянусь, что исчезну и не буду тебе вредить. Клянусь честью.
- Честью он клянётся! Сколько в тебе чести, проклятый колдун, кусок верблюжьего дерьма?!
- То-то ты под верблюжьим дерьмом так извивался! – огрызнулся Вельс. – Стонал и ещё просил!
У Зейна от этих слов щёки румянцем залились – от стыда, да и Вельсу тоже кровь в голову бросилась – от воспоминаний. Мальчишка, и правда, так сладко и страстно под ним выгибался, дрожал весь. А сейчас напротив стоял: злой, зеленоглазый, задыхающийся от ярости, напряжённый, как натянутая тетива, и такой беспомощный перед ним. И сейчас он знал, кто это: не просто хозяин, не мальчишка из богатого дома – царевич, сын всесильного шаха. Беспомощный, в его власти… Эта мысль острой белой молнией прошила его насквозь. Всё же перед тем, как убить, Зейн доставил ему редкое удовольствие…
========== Глава 4 ==========
Вельс жил теперь во дворце. Не в покоях царевича, конечно, а со слугами. Каждый раз, когда ему приходилось надолго отпускать от себя Зейна, ему становилось страшно: а вдруг тот прикажет его убить и, правда, тело сжечь, а прах развеять?
Но раз за разом он убеждался в том, что мальчишка не пытается от него избавиться: то ли боялся, что злой демон вернётся с того света и отомстит, то ли был верен своему слову, то ли ещё почему…
Была у него ещё одна причина. Нет, одной бы её не хватило, но ко всем остальным она была тяжёлым довеском. И сладким… В тот же день, как Вельс впервые попал во дворец, он опять овладел мальчишкой. Прямо там, в комнате, где на подушках лежали кошки. И сам не знал, что на него нашло: в голове, перед глазами, во всём теле словно туман был и колдовской морок. Вельс словно опьянел от желания, и от злости, и от чувства опасности, и от зелёных глаз и рассыпавшихся по плечам блестящих волос.
Северянин сделал шаг к Зейну и ухватил его за тонкие запястья, на одном из которых был тяжёлый золотой браслет. Царевич не испугался – сразу понял, что варвару надо. Если и испугался чего, так не мужчину, а того, что сейчас, среди бела дня, когда за дверью не стережёт верный Хасан, им грозила опасность быть пойманными и разоблачёнными.
- Совсем ума лишился?! – прошипел он. – Отпусти!
Вельс ничего не сказал, только притянул напряжённое, непослушное тело к себе и сквозь тонкую ткань рубашки прикусил Зейну плечо, не сильно, не больно, но властно, как будто подтверждая своё право на добычу. Вместе с выдыхаемым воздухом из-за сжатых зубов даже тихий полурык-полустон вырвался, так скручивало и терзало его желание.
- Не смей меня трогать, грязный варвар! – уже громче прозвучало над ухом Вельса, пока мальчишка пытался выкрутиться из его рук. Знал, что северянина ему не пересилить, так пытался змейкой вывернуться и выскользнуть.
Вельс толкнул его к стене, а потом и вовсе на пол повалил, обхватив поперёк туловища, ровно как не живого человека – ещё и сына великого шаха – а куль с зерном. Зейн пнул его ногой, попав в бок, и по лицу наотмашь ударил. Вельс на секунду замер и ударил в ответ: но опять же не сильно, только чтобы мальчишка утихомирился. Он навалился на него и прижал к полу, а рука уже шарила у царевича между ног. Зейн хрипел и сдавленно ругался, но скинуть с себя тяжёлого северянина не мог.
- Хватит брыкаться! – прикрикнул на него Вельс. – Ты ж сам хочешь!
Он уже всё, что ему было надо, нащупал и убедился – будто и без того не знал! Вот ведь тварь блудливая! Только дотронься, и готов мальчишка. Да и он сам не лучше. Две недели только о том мечтал, чтобы скрутить гадёнышу тонкую шейку, и о том жалел, что в ту ночь раздумывать стал, а не сразу придушил, – и вот, стоило лишь увидеть, как сам загорелся, чуть память не отшибло. В тот раз то же самое было. Но он-то думал, что, может, в еду рабам подмешивали специальное снадобье, чтобы они ни о чём не задумывались, а только тела хозяина вожделели… Видно, нет, не подмешивали, раз и сейчас он не мог с собой совладать.
- Услышат, - простонал Зейн, словно уже на всё соглашаясь.
- А ты не шуми, - шепнул ему на ухо Вельс, привстал и подсунул под Зейна руку, чтобы развязать пёстрый пояс.
Царевич перевернулся на бок и сам стал ему помогать распутывать украшенные шёлковыми кистями концы. Варвар заглянул ему в глаза, улыбнулся и сказал:
- Так-то лучше! А то могу больно ненароком сделать.
Зейн только глазами на него сверкнул – злыми, отчаянными и беспомощными. Ничего он не мог со своим желанием поделать. Оба они словно посреди сухой горячей пустыни оказались – такая была в них жажда.
Вельс облизал пальцы и стал осторожно вводить в узкую дырочку Зейна. Тот лежал, спрятав лицо в изгибе локтя, но по напряжению во всём его худеньком теле и по частому дыханию, северянин чувствовал, что мальчику больно. Он старался быть аккуратным, растянуть получше, да и потом не навредить, когда стал просовывать в него твёрдый, каменный от желания член. Зейн застонал и завертелся под ним, а потом, тихо вскрикнув, замер. Вельс тоже не двигался – не хотел мальчишку мучить. Он хотел, чтобы тому тоже было приятно, чтобы они так же сплетались и сливались, как в тот раз.
Зейн сначала лишь тяжело дышал сквозь сжатые зубы, но потом разохотился. Было видно, что ему всё ещё больно, но бёдра его плясали и двигались, и он с силой, страстью толкался навстречу Вельсу, прямо весь готов был на него нанизаться.
Вельсу пришлось зажимать мальчишке рот: тот кусал собственную руку, чтобы не кричать, но когда делал вдох или содрогался особенно сильно, стоны всё равно вылетали. Северянин от этих сдавленных всхлипов, от нежности и красоты распростёртого под ним тела, от мягкого и плотного жара вокруг своего члена кончил быстро: да и не было времени продлять удовольствие. Они хотели его получить побыстрее – вот и всё.
Не выходя из любовника, Вельс обхватил член Зейна рукой, правда, для этого её от рта убрать пришлось. Стоны стали слышнее… От этих страстных, жадных, захлёбывающихся звериных звуков ума можно было лишиться. А когда царевич излился, внутри него всё так крепко сжалось и задрожало, что Вельс почувствовал, как и он сам снова твердеет, хоть не по второму разу Зейна бери.
Нет, нельзя… И без того слишком опасно, да и не вынести Зейну двух раз по одной только слюне. А впрочем, так ему и надо, паршивцу! Пусть знает похотливый мальчишка да в следующий раз думает, прежде чем под рабов стелиться!..
Через два дня, когда они встретились в кошачьей комнате, где «иноземный целитель» якобы лечил её обитателей, Вельс снова попытался к царевичу приблизиться, тот зыркнул на него гневно, полоснул взглядом зелёных кошачьих глаз:
- Не смей! Ты мне в тот раз всё разворотил!..
- До сих пор болит? – с усмешкой поинтересовался Вельс. – У меня тут бальзам целебный есть, для кошек. Надо?
Вельс уже всякого насмотрелся, но такого бешеного, яростного взгляда никогда ещё не видел. Мальчишка чуть не задохнулся от негодования и на северянина кинулся. Тот один удар по скуле пропустил, но потом царевича за руки ухватил и к себе прижал: