«В Амстердаме не будет Ван дер Меера!» — облилось сердце кровью.
Всё дело в нём! Не будет его — желанного мужчины, связанного по рукам и ногам цепями брака!
Знала и другое: Кэптен никогда не станет ни её возлюбленным, ни мужем. Размечталась!
Госпожа Маргрит в ярких красках расписала перспективу дочери на ближайшее десятилетие.
«Ирония судьбы», — мысленно усмехнулась Ника. Анника будет счастлива, живя со своим мужчиной, воспитывая их общего ребёнка и занимаясь сыроварней, одновременно обрекая своего настоящего мужа на безбрачие. Если Кэптен когда-нибудь решится на гражданский брак и у него будут дети, то он ни при каких обстоятельствах не сможет дать им своё имя. Сын Анники — бастард — вырастет и станет претендовать на имя Ван дер Меера. Получит титул, положение в обществе, состояние.
Ника передёрнула плечами: «Обяжет ли суд Аннику жить под одной крышей с законным мужем? А если она к тому времени родит ещё одного ребёнка от сыродела? Как в таком случае поступит Ван дер Меер?»
Девушка не стала думать, что при таком раскладе произойдёт с ней самой. Поразмышляет на эту тему в другой раз.
Её ответа ждали.
Геррит ван Ромпей не спускал с неё тяжёлого, давящего взора.
Со стороны госпожи Маргрит не слышалось ни шороха, ни вздоха.
Ника избегала смотреть на мужчину.
— Мне жаль, — сказала тихо. — Простите, что невольно дала вам надежду.
Мама передвинула чашку; зазвенело блюдце.
Банкир ответил он не сразу.
— Что ж, так тому и быть, — сказал он бесцветным голосом. — Напоследок, милая госпожа Руз, позвольте порадовать вас безделицей. С позволения сказать, в знак моего искреннего восхищения вами.
Он достал из внутреннего кармана кафтана бархатный мешочек и вручил Нике:
— Вещица простенькая, но для вас крайне необходимая. Поверьте, сей дар вас ни к чему не обязывает.
Девушка отрицательно качнула головой, собираясь отказаться от подарка, но Ван Ромпей опередил её.
— Не откажите старику в малости, милая госпожа Руз, — заключил её ладонь с даром в свои ладони, не дав ей вернуть его. — Доставьте мне удовольствие побаловать вас.
Ника со вздохом вскинула брови и растянула шнурок на бархатном мешочке.
На её ладонь выпали золотые часы-луковица с крошечным заводным ключиком на узкой розовой шёлковой ленте. Не просто часы, а ювелирное украшение, символ статуса, демонстрирующий богатство и изысканный вкус владельца.
Девушка затаила дыхание от восторга.
Назвать вещицу скромной не поворачивался язык. Стоили часы, судя по их виду, немало. Видела похожие у госпожи Сникерс, только те были серебряные, крупные, с виду простые.
Несмотря на изящество, они оказались довольно тяжёлыми. Тонкая крышка с цветочным ажурным венком открылась легко, на циферблате отчётливо проступали римские цифры.
«Одна часовая стрелка?»*, — обратила внимание Ника на отсутствие минутной стрелки. Необычно, но привыкнуть можно.
— Помните о скоротечности времени и бренности нашей жизни, — голос банкира прозвучал глухо и трагически.
Девушка закрыла крышку:
— Спасибо за подарок, господин Ван Ромпей. Я всегда буду помнить вас, — в порыве обняла мужчину, поцеловала в щёку. Заметила, как в уголках его глаз блеснули слёзы.
— Ещё чаю, господин Ван Ромпей? — заметно волнуясь, встала хозяйка дома.
— Откажусь, госпожа Маргрит. С вашего позволения откланяюсь. У меня намечена встреча.
Мама проводила гостя к выходу.
Ника следовала за ними, любуясь часами.
— Вы остановились в гостевом доме господина Киккерта? — спросила госпожа Маргрит. — У меня к вам есть дело, которое требует безотлагательного решения. Дозвольте наведаться к вам после полудня или… когда вам будет угодно?
Банкир бросил прощальный взор на дочь хозяйки дома:
— Приходите после полудня, госпожа Маргрит. Всегда рад вас видеть.
Пронзительно звякнул дверной колокольчик.
Мама закрыла дверь на замок и порывисто повернулась к дочери.
— Глупая… маленькая глупая девочка, — выдавила из себя глухо. — Ты не моя дочь.
— Потому что не ищу во всём выгоду? — Ника прошла мимо неё, направляясь в кухню. — Если господин Ван Ромпей сегодня предложит вам стать его женой, вы согласитесь?
Ответа не ждала. Он ей не нужен. Бросила на ходу:
— Ухожу к горшечнику лепить пивные кружки, — вышло резко, с раздражением. — Вернусь к обеду. Или позже.
— Ты ходила к Де Йонгам? — догнал её гневный голос женщины. — Зачем?
Ника замедлила шаг.
«Дэниэл де Йонг», — быстро сориентировалась она. Такого имени художника золотого века нидерландской живописи она не помнила.