Погода стояла пасмурная, но тёплая. Хотелось иного — солнца, зелени, первых весенних цветов, ярких красок и радуги на всё небо.
— После обеда сходишь со мной в мыльную лавку? — спросила она, подходя к полке с парфюмерией, доставая духи с нотками жасмина.
— Если хозяйка скажут, то пойду.
Ника не сомневалась, что одобрения госпожи Маргрит не получит.
С лестницы она спускалась медленно и осторожно, будто на её голове стояла дорогущая фарфоровая китайская ваза эпохи династии Мин.
«Завтра будет легче», — утешала себя Ника. Сегодня придётся потерпеть. Ждать и терпеть ей не привыкать — стаж большой.
На кухне было тепло. На столе стояли заварочный чайник, сливовое варенье в вазочке, мёд, ещё тёплая огромная творожно-сырная запеканка с зеленью, от которой умопомрачительно пахло. Под салфеткой — свежие булочки, сыр, масло.
Ника достала голубую чашку, но налить чаю не успела. Услышав стук дверного молотка, замерла. Он показался непривычно тихим, культурным что ли. Такой не услышишь, находясь на втором этаже. Не расслышишь, если визита гостя не ждёшь.
«Алан или госпожа Сникерс?» — сердце Ники стучало громче дверного молотка.
«Пусть будет Алан», — взмолилась она и пошла открывать.
Улыбнулась, увидев на крыльце капитана ночного дозора. Есть Бог на свете!
Мужчина был в форме: подтянутый, бодрый, улыбчивый.
— Тебе, — сказал он и протянул ей небольшой горшочек с цветущей примулой.
— Первоцвет? — удивилась Ника, нюхая бледно-жёлтые соцветия с оранжевой сердцевиной, пахнувшие мёдом. — Откуда? В нашем саду только-только тюльпаны из земли пробиваются.
— Матушка любит цветы. Чтобы они раньше зацвели, высаживает их в горшки. У нас небольшая теплица.
— А ты, значит, коллекцию мамы проредил, — улыбнулась Ника.
— У матушки много. К тому же я спросил дозволения, — протянул ей свёрнутую накидку.
Ника не взяла. Открыла дверь шире:
— Заходи. Попьёшь со мной чаю?
Когда Алан замялся, взяла его за руку, повела в кухню:
— Идём, я ещё не завтракала. Составишь компанию. Расскажешь, как прошло ночное патрулирование, что видел, что слышал, сколько вы преступников обезвредили и сколько спасли неосмотрительных девиц вроде меня.
Они сидели в кухне, пили чай с запеканкой и разговаривали, как старые друзья после долгой разлуки.
Говорили о холодной затяжной весне, дожде и ветре, о мельницах, освоении новых земель и сложностях ночного патрулирования улиц.
Капитан рассказал о своей службе в торговом флоте в Антверпене и где успел побывать. Поведал о том, что полгода назад вернулся домой в связи с тяжёлой болезнью отца.
Чем болен отец, Ника спрашивать не стала. Захочет — расскажет сам.
Также избегали разговоров о смерти Якубуса и похоронах.
Смеялись над неудачной вылазкой Ники.
— Ты дошла до самого верха башни, — с удивлением сказал Алан, окидывая её восхищённым взглядом. — Никогда бы не сказал, что поднимешься так высоко. С виду ты такая… — замолчал.
— Какая? — снова улыбнулась Ника. Накручивала на палец длинную прядь волос. Кокетничала. Хотелось улыбаться во весь рот! — Слабая?
— Деликатного сложения, — опустил глаза мужчина, прокручивая на блюдце чашку с остатками чая.
— За что и поплатилась, — смеялась над собой. — Ноги-руки болят, накидку потеряла, пьяного звонаря испугалась. Удирала так, что чуть шею себе не свернула! Когда дверь плечом вышибала, шишек набила, — потёрла щёку в месте покраснения.
Чувствовала себя с Аланом на удивление легко и свободно. Таяла от удовольствия, пьянела от его долгого заинтересованного взгляда.
Никогда ничего подобного не испытывала!
Никогда не сидела в непринуждённой обстановке ни с одним парнем настолько близко, что стоит протянуть руку — коснёшься его лица.
Блуждала по нему взором. Хотелось запечатлеть на бумаге высокий чистый лоб, брови правильной формы, тонкий нос, губы. Задержалась на них.
Смутилась, когда поймала прямой взгляд мужчины и опустила глаза.
— Не думал, что ты такая, — сказал Алан. Губ коснулась едва заметная, мечтательная улыбка.
— Какая? — вскинула глаза Ника, чувствуя, как краснеет, как захватило дух и затихло сердцебиение.
Ответить он не успел. В кухню торопливо вошла Хенни.
Заметив гостя, не смутилась, поздоровалась.
— Вот, не забудьте, — повесила на спинку стула, на котором сидела Ника, широкий кружевной траурный шарф. — Госпожа Шрайнемакерс пришли, — доложила чинно. — Хозяйка велели прийти вам в гостиную.