Женщина купила хрусталь «Уотерфорд» на шестьсот долларов, что в один день сделало меня лучшим продавцом отдела «Все для дома». Оказалось, что это беспрецедентный случай. Ни один сотрудник отдела не становился лучшим продавцом в первый день работы, сказала заведующая, протягивая мне конфетницу.
— Что это? — спросил я.
— Лучший продавец дня получает приз. Сегодняшний приз — серебряная конфетница.
— Поздравляем, — сказала одна из суфражисток, женщина по имени Дора, носившая очки размером с экран телевизора. По ее неискреннему тону я понял, что ее сегодняшняя прибыль тоже была большой и она уже положила глаз на конфетницу.
На следующий день все повторилось. Я продал товара долларов на восемьсот и получил в качестве приза набор ножей для мяса. Всю первую неделю мои продажи намного превышали сделки суфражисток, а в воскресенье я побил давний рекорд отдела «Все для дома». Я продавал товар быстрее, чем сотрудники «Лорд энд Тейлор» успевали ставить его на полки, и не только «Уотерфорд». Я продал столько свечей, что можно было осветить стадион «Шиа» для ночного матча, и достаточно полотенец для ванной, чтобы осушить залив Манхассет.
Суфражистки отдела «Все для дома» весь день бросали на меня косые взгляды, будто я оспорил их право на участие в выборах. Я был их самым страшным кошмаром: молодой, полный энергии, не страдающий болезнями ног, которые мучили их оттого, что они десятки лет стояли за прилавком, я лишал их всякой надежды на ежедневные призы. Я тоже смотрел на себя искоса — в одну из зеркальных музыкальных шкатулок. Я согласился на работу, которая, как мне казалось, была меня недостойна. Теперь же мне стало казаться, что это и есть мое призвание. Подобно воде, я пытался найти свой уровень. Может быть, поэтому надо мной смеялись в Йеле? Поэтому Сидни меня бросила? Потому что я метил слишком высоко? Может, мне суждено было стать лучшим продавцом в истории отдела «Все для дома»? Раньше я переживал, что начал находить извращенное удовольствие в неудачах. Теперь меня беспокоил неизменный успех в отделе «Все для дома» и то, что он сулил мне.
Но за этим успехом стояло нечто еще. Нечто ужасное, стыдное. В те вечера, когда я заглядывал в окна домов в Манхассете, меня одолевало страстное желание иметь хороший дом и хорошие вещи. Это в какой-то степени превратило меня в знатока товаров из «Все для дома». Где-то на подсознании моя любовь к дорогим вещам стала культом. Даже когда я не прилагал никаких усилий, я продавал эти вещи лучше всех. На самом деле отсутствие усилий было ключевым фактором. Чем меньше я старался, тем лучше у меня выходило и тем больше я получал нездорового удовольствия. Я привык к своему фартуку, как мул к плугу.
Измученный, сбитый с толку, с очередным призом лучшего продавца в руках, каждый вечер я приходил в «Пабликаны» с двумя продавщицами, женщинами моего возраста. Одна работала в отделе косметики, другая — в отделе белья. Они считали меня веселым и наглым врунишкой — не потому, что я вешал лапшу на уши покупателям, а потому, что продолжал настаивать, что закончил Йель.
— Мне всегда казалось, что если я захочу найти работу, которая погубит мою душу, то я стану адвокатом, — рассказывал я им. — Но, может быть, отдел «Все для дома» — это то, чем мне суждено заниматься. Во всяком случае, это первое, что у меня в жизни получается.
— Не переживай, — утешала меня продавщица косметики. — Я уверена, что это просто временный этап в твоей жизни.
— Правда? — спрашивал я с надеждой.
— Если все, что ты нам рассказал о себе, действительно правда, — заявляла продавщица белья, — то ты снова поднимешься, и очень скоро, черт возьми.
Наступила осень. Я проводил дни в «Лорд энд Тейлор», устанавливая новые рекорды по продажам, а вечера — в «Пабликанах», учась у Атлета и Шустрого Эдди играть в обманный покер. В свободное время я делал наброски романа о «Пабликанах», смотрел с бабушкой Опру и читал, сидя на крыльце. В один такой ясный типично октябрьский день, когда я сидел на крыльце, подъехал почтальон со зловещим розовым конвертом. Я узнал архитекторский почерк с расстояния в двадцать футов. Взяв конверт из рук почтальона, я разорвал его на шесть кусочков. Через минуту вновь сложил их вместе. Она скучала по мне, любила меня и хотела встретиться и поужинать со мной.