— Привет, Хулиган. Куда направляешься?
— В Йель. Нужно найти вырезки для «Нью-Йорк таймс».
— Не может быть!
— Я послал им свои статьи, но они хотят еще.
Сидни сжала мое колено.
— А ты куда? — спросил я.
— Домой, повидать родителей.
Когда поезд двинулся на север, я заговорил о судьбе. Судьба постоянно сводит нас вместе, заметил я. Начиная с лекции по конституционному праву и заканчивая вокзалом Гранд-Сентрал, наши пути пересекались. Очевидно, судьба хотела нам что-то сказать. Как еще можно объяснить эту случайную встречу? Учитывая, что я ехал в Йель по делу, на которое меня вдохновила именно она. Вселенная, сказал я, хочет, чтобы мы были вместе.
Поедая пиццу, Сидни позволила мне приводить аргументы в поддержку своей теории. Закончив есть, она стряхнула крошки и сказала:
— Может, я была неправа.
— Правда?
— Да. Возможно, тебе все-таки стоило поступить в юридическую школу.
Я нахмурился. Сидни погладила меня по руке и сказала, что согласна со мной. Она объяснила, что не хотела рисковать, боясь обидеть меня снова.
— Вот что я пыталась сказать тебе, когда мы ужинали вместе месяц назад. Я запуталась. Я такую кашу заварила. Мне нужно…
— Я знаю. Время.
— Ты всегда так уверен в людях, — сказала она. — У тебя все либо белое, либо черное. Ты совсем не боишься пускать людей в душу.
— Жаль, что я не умею их отпускать.
Сидни промокнула губы бумажной салфеткой.
— Моя станция. Удачи с «Таймс». Расскажешь мне, как все пройдет.
Поцеловав меня, она быстро сошла с поезда.
Когда я приехал в Нью-Хейвен, больше всего мне хотелось найти бар и позвонить матери. Но пришлось заставить себя сидеть в библиотеке Стерлинга и рыться в микрофильмах старых газет, что не улучшило мое настроение. Хотя действительно нашлись статьи, о которых я забыл, у меня были серьезные причины о них забыть. Незначительные заметки ни о чем, несколько сотен слов то здесь, то там о каком-нибудь докладчике или о каком-то мероприятии. Мари из «Таймс» побрезгует даже завернуть в них оставшийся от обеда бутерброд.
Теперь мне точно нужно было выпить. Я позвонил своему бывшему соседу по комнате, который, поскольку учился в юридической школе, поселился в Нью-Хейвене. В баре мы встретили еще одного друга и двух женщин. Выпив несколько рюмок, мы уселись в машину друга и поехали в ресторан. По дороге туда мой друг случайно подрезал машину, набитую молодыми парнями нашего возраста. На них были обтягивающие рубашки и золотые цепи, и наши извинения их не устроили. Как только зажегся красный, они подскочили к нашей машине и распахнули двери. Я был на пассажирском сиденье, а на коленях у меня сидела женщина. Я наклонился к ней, чтобы прикрыть от ударов, сделав себя стационарной мишенью. Один из парней, у которого то ли руки были в кольцах, то ли кастет в кулаке, ударил меня раз шесть, приговаривая что-то вроде «йельский член», а другие в это время мутузили сидящего за рулем. Когда светофор переключился на зеленый, мой друг умудрился нажать на газ и уехать.
Из моей губы сочилась кровь. Шишка на лбу напоминала растущий рог. И мне повредили глаз. Мы поехали в больницу, но нас попросили подождать несколько часов.
— Сами вылечимся, — сказал мне друг и отвел меня в бар за углом. «Интересно, — подумал я, — почему колокола на башне Харкнесс звонят так поздно?» Я спросил бармена.
— Это в твоей башне звонит, герой, — ответил тот. — У тебя, наверное, сотрясение. Лучше всего для такого случая подойдет текила.
Бармен показался мне знакомым. И бар тоже. Не в этом ли баре я пил, когда мать дала мне семьдесят пять долларов, чтобы я стал Джей Аром Магвайером? Я сказал друзьям, что Джей Ар Магвайера бы не избили. Джей Ар Магвайер был слишком умен, поэтому такого бы с ним не произошло. Они понятия не имели, о чем я говорю.
Поспав несколько часов на диване у соседа по комнате, на рассвете я сел на первый поезд до Нью-Йорка. С Гранд-Сентрал я взял такси до «Таймс». Стоя по другую сторону улицы от здания редакции, я восхищался, каким импозантным и величественным выглядел этот дом, с круглыми фонарями вдоль фасада и надписью старинным английским шрифтом. Таким же шрифтом, как вывеска над «Пабликанами». Я стал думать о великих репортерах, которые ежедневно заходили в здание через главный вход, потом вспомнил о жалких вырезках в папке под мышкой. Жаль, что эти головорезы из Нью-Хейвена в обтягивающих рубашках не забили меня до смерти.