— Да, язык у вас хорошо подвешен. Этого у вас не отнять.
Я заверил ее, что не хотел проявлять неуважение, явившись в таком виде. Объяснил, что охранник меня не совсем правильно понял. Я сказал, что люблю «Таймс», преклоняюсь перед этой газетой, что я прочел каждую книгу, которую смог найти об истории газеты, включая редкие мемуары первых издателей. Пытаясь выразить свои чувства, я сам стал лучше их понимать. До меня неожиданно дошло, почему я с подросткового возраста был очарован «Таймс». Да, газета предлагала черно-белую схему мира, но, кроме этого, она была призрачным мостом между мечтами моей матери и моими собственными. В журналистике сочетались респектабельность и сложность задач. Как адвокаты, репортеры «Таймс» носили костюмы «Брукс Бразерз», читали книги и защищали униженных — но вместе с тем много пили, травили байки и сидели в барах.
Неподходящий момент для хвалебной речи. От усилий, потраченных на то, чтобы объяснить ситуацию, понять себя и принести кучу извинений — и все это, пытаясь не дышать текилой на Мари, — я побледнел. Из моей губы снова сочилась кровь. Мари протянула мне салфетку и спросила, не дать ли мне стакан воды. Она попросила меня расслабиться. Просто расслабиться. Молодой человек, который с такой явной небрежностью относится к своему внешнему виду, сказала она, настолько открытый приключениям, влюбленный в «Таймс» и так много знающий о традициях газеты, станет очень хорошим корреспондентом. Между прочим, заметила женщина, я произвожу такое впечатление, будто из меня может получиться военный корреспондент. На стуле возле своего стола она видела нечто большее, чем неудачника с Лонг-Айленда двадцати одного году от роду с фингалом под глазом, страдающим похмельем, принесшим папку, полную отвратительных статей. Каким бы я ни был, добавила Мари, я могу стать «порывом свежего воздуха».
Время шло, а Мари все смотрела на меня в раздумье. Я видел, что она взвешивает два варианта. Затем она дважды моргнула, и стало ясно, что она выбрала второй вариант. И сказала, что у них есть определенный протокол приема на работу. Она не имеет права сразу предложить мне место. Нужно посоветоваться с редакторами. Соблюсти правила.
— Однако, — сказала Мари, — мне нравится твой прикид.
Такого слова я никогда не слышал. Я пытался придумать, что ответить, но Мари уже встала, снова протянув мне руку. Если не случится ничего непредвиденного, заключила она, то скоро ты придешь сюда как новый сотрудник «Таймс».
Когда через два часа я со своей новостью примчался в «Пабликаны», там все просто с ума посходили. Наконец-то, сказали мужики, я начал делать что-то со своей жизнью. Поступить в университет — это было прекрасно. Закончить его — тоже неплохо. Но теперь пришла пора для настоящего достижения! Газетчики — Джимми Кэннон, Джимми Бреслин, А. Дж. Либлинг, Грантленд Райс — были богами для посетителей бара, и то, что я принят в их почетные ряды, заслуживало криков «ура» и крепких объятий.
Дядя Чарли сжал мою руку так, что у меня заломило кости, но потом решил, что этого мало. Он вышел из-за стойки и поцеловал меня в щеку.
— Нью-Йорк, твою мать, таймс, — торжественно произнес он.
В последний раз я видел его таким гордым в одиннадцать лет, когда он объяснял мне знаки «больше» и «меньше» и я все понял с первого раза.
Кольт поклонился до пояса и сказал мне то же самое, что и когда я поступил в Йель, то же самое, что он всегда говорил, когда я делал что-нибудь правильно: «Это все благодаря „ворди-горди“».
Стив зарычал. Он заставлял меня снова и снова пересказывать некоторые эпизоды собеседования, описывать Голого Фроста и охранника, выражение ужаса на лицах сотрудников, когда я шел через отдел новостей. Он внимательно рассмотрел мой синяк в свете барной лампы, и мне показалось, что он сейчас достанет ювелирную лупу, чтобы лучше его разглядеть. Я не мог понять, что впечатлило его больше: синяк или моя новая работа. Но он был не просто впечатлен. Он был отомщен. Его врожденный оптимизм получил очередное доказательство. Стив верил, что в конечном счете на смену трагедии всегда приходит комедия, что хорошее всегда случается с плохими парнями из «Пабликанов» и вот теперь нечто очень хорошее случилось с племянником его старшего бармена.