Я подъехал к знакомой развилке, но не мог вспомнить, куда мы с Ланой повернули — налево или направо. Я свернул влево, нажал на педаль газа и почувствовал, что у меня онемела нога. Иголки кактуса в колене выделяли яд в мою кровеносную систему. Значит, ногу мне придется ампутировать. Я пытался выдернуть иголки из коленной чашечки, одновременно репетируя, что я скажу Ланиному отцу. Он либо убьет меня — я вспомнил, что он был защитником в «Чикаго Беарз», — либо вызовет полицейских.
Мне на ум пришел еще более отвратительный сценарий. Лана решила, что я сумасшедший и бросил ее, попыталась выбраться, заблудилась, споткнулась в темноте и упала в обрыв, кишащий змеями, ящерицами и дикими рысями. Водятся ли вообще рыси в Скоттсдейле? Возможно. И как акул, их, наверное, привлекает запах крови. Я вспомнил порез на Ланиной ноге. Когда полиция найдет изуродованное тело Ланы, никто не поверит, что она согласилась ждать на вершине горы, пока я съезжу за презервативами. Все решат, что я домогался Ланы, а она мне отказала, поэтому я ее убил. Я ехал все быстрее, чувствуя, как немота в колене распространяется на бедро. Я не только попаду в тюрьму за убийство, не только лишусь ноги, но и каждый день в тюремном дворе остальные заключенные будут спрашивать меня: «Как ты потерял ногу?» Это будет своеобразной местью, карой небесной за все мои жалобы на то, что люди расспрашивают меня об имени, так же как эта ночь стала наказанием за то, что я пытался переспать с девушкой, пока моя мать лежала на больничной койке, вся в бинтах, со сломанной рукой, в тяжелом забытьи от сильнодействующих лекарств.
Я вновь и вновь проезжал одни и те же дома и кактусы. Я наматывал круги вокруг горба, даже не зная, на правильном ли я горбу. Первый это горб или второй? Я включил радио, чтобы успокоить нервы, и подумал об отце. Проклятье! Я стукнул по радиоприемнику кулаком. Если бы отец был рядом, когда я рос, я бы знал о презервативах и ничего этого не случилось бы! Если бы он сам пользовался презервативами, ничего этого не случилось бы! Я остановился у обочины, опустил голову на руль и расплакался. Откуда-то изнутри вырывались дрожащие всхлипы. Я горевал о матери, о себе самом, о Лане, которую в этот момент заживо съедали дикие рыси.
Я вспомнил рассказ Хемингуэя, который заставили меня прочесть Билл и Бад, «Снега Килиманджаро», в самом начале которого говорится о вершине горы, называвшейся «Дом Господа», где лежал высохший скелет замерзшего леопарда. «Никто не смог объяснить, что искал леопард на такой высоте», — писал Хемингуэй. О чем, черт возьми, этот рассказ? О любопытстве, которое сгубило кошку? Или леопард хотел с кем-то переспать? Интересно, похожи ли леопарды на рысей? Зачем читать рассказы, если они не могут дать практического совета на случай подобных чрезвычайных происшествий? Я бы позвонил Баду и Биллу, но у меня не было их домашних телефонов. Потом я решил позвонить в «Пабликаны». Конечно! «Пабликаны»! Дядя Чарли или Стив наверняка знают, что делать. Потом я представил, как они спросят меня, зачем я полез на Спину Верблюда, когда моя мать в больнице. Представил, как они будут смеяться. Пацан пытался потерять девственность — но вместо этого потерял девчонку! Я предпочел бы рассказать об этом следователям из убойного отдела, чем ребятам из «Пабликанов».
Впереди был почтовый ящик, похожий на красный сарай. Лана что-то говорила насчет этого ящика, когда мы проезжали мимо. Как мило, сказала она, показывая на него, и я вспомнил, что там мы и повернули налево. Теперь я снова повернул налево и увидел знакомый дом с колесом от телеги во дворе, потом кактус с огромным количеством ветвей, который напомнил мне о Джедде, а потом грязную дорогу, которая кончалась на вершине склона.
Выскочив из машины, я заорал, глядя на звезды:
— Лана!
Нет ответа.
— Ла-н-н-н-а-а-а!
Я пытался кричать как Тарзан. Я пытался кричать как Брандо, зовущий: «Стел-л-л-а-а-а!»,[56] но у меня получалось больше похоже на вопль из фильма ужасов. Может быть, Лана обиделась и поэтому не отвечала. Это было моей единственной надеждой. Господи, пожалуйста, пусть она сердится, но только бы она была жива. Перед тем как я взобрался на склон, мне пришла в голову еще одна мысль, которую я запомнил навсегда — со стыдом и удивлением. Если Лана еще жива, может быть, я смогу объяснить и извиниться. И мы все-таки сможем… сделать это. Может, мне стоит прямо сейчас надеть презерватив. Поскольку я никогда не видел презервативов, то мне нужен был свет, чтобы надеть его, но единственный доступный мне на вершине горы источник света находился в «Хорнете». Я вернулся в машину, включил освещение салона и открыл пачку презервативов. Никаких инструкций. Я надел один презерватив на палец. Как может такой маленький колпачок удержаться во время секса? Ответа я не знал, и у меня не было времени с этим разбираться. Я надел свернутый презерватив, как берет, на свой мягкий пенис и бросился к вершине.