На следующее утро она улетала, чувствуя себя настолько плохо, что ей казалось, такое просто невозможно. Она механически прошла все предотлетные процедуры. Через восемь часов Амбер уселась на заднее сиденье машины Макса, глядя на Лондон сквозь струи дождя и раздумывая о том, спрятать ли память о Танде Ндяи в самый дальний уголок своего мозга, или лучше совсем выкинуть его из головы. Она для него была ничем и никем — это было очевидно. Дочь партнера по бизнесу, журналистка, даже не подруга. Она вздохнула. Горячие горькие слезы разочарования, которые она сдерживала весь день, теперь рвались наружу. Больше всего на свете ей сейчас хотелось поскорее очутиться в тишине своей квартиры, где она могла бы наконец выплакаться. И, Господи, избавь меня от других подобных экспериментов, разрушительных по своей сути. Впервые в жизни Амбер смогла хотя бы в какой-то степени ощутить, как жестоко обошлась судьба с Анджелой — она влюбилась в того, кто не хотел ее и не нуждался в ней, и даже после свадьбы не замечал ее. Она скрючилась и сжалась на сиденье, Амбер злилась на Танде, злилась на Макса, но больше всего злилась на себя. Как она могла позволить себе даже думать о том, что между ними может произойти нечто большее?
57
Мысли Киерана неслись галопом, его мозг работал быстрее и энергичнее, чем когда-либо за прошедшие десять лет. Он, собственно, даже не вслушивался в разговор, который происходил рядом, — у него появилась Идея. Напротив него прямо на полу своей гостиной сидел его старый друг и соучастник некоторых незаконных действий Джейк Хайэм-Бартон, он с жаром обсуждал что-то с двумя мужчинами, которых пригласил в свою квартиру. Киеран никак не мог вспомнить их имена. Но его великая Идея постепенно заполоняла весь мозг и вызревала в нечто определенное, пока он молча наблюдал за переговорами. Они с Джейком буквально столкнулись друг с другом после почти двухлетнего перерыва в их дружбе. Киеран с трудом смог узнать его. Джейк поднялся вверх, основательно привел себя в порядок. Его отец поставил Джейку ультиматум: либо он начинает работать вместе с ним и приводит себя в порядок, либо лишается денежного содержания, и отец выбрасывает его из дома, а также рекомендует ему пойти в армию. Джейку перед лицом подобной перспективы пришлось собраться и исправить ситуацию. Он, конечно, не перестал выпивать, но ему каким-то образом удалось вытащить себя из ямы, куда он уже совсем провалился, и результат не замедлил себя проявить. Практически впервые за последние десять лет он был в состоянии вспомнить, где провел вечер накануне, и период от подъема до сна перестал быть неясным сумбуром, каким все это представлялось ему так долго. Джейку удалось сделать все это без всяких реабилитационных курсов или поддержки со стороны любящих родителей, которые теперь, предъявив ему ультиматум, оказались вдруг не очень любящими. Что, к чертовой матери, он сможет сделать без своего денежного содержания? Ничего — таков был очевидный ответ, и он постарался вернуть свою жизнь и самого себя в нормальную колею.
Жизнь Киерана все еще оставалась дикой и беспорядочной неразберихой, но было в Джейке теперешнем нечто такое, какая-то ясность, намерение делать что-то, что подействовало на Киерана, как вирус. Где-то там, в отдаленных уголках мозга он смутно осознавал, что делать что-то с Джейком теперь означает получить одобрение со стороны Макса. Прошло так много лет, что он едва мог вспомнить чувство удовлетворения и гордости, когда он приносил домой хорошие оценки из школы, или комментировал что-то так, что отец смеялся. Многие годы Амбер была золотой девочкой семьи, предметом гордости. А он и Паола — нет, хотя он никогда особенно не задумывался о Паоле, но теперь вдруг вспомнил о ней в связи со своей великой Идеей. Мысль о Паоле внезапно засела у него в мозгу. Он сделал еще одну затяжку травкой, и стал наблюдать за тремя мужчинами, которые вели переговоры.
— Слушайте, — неожиданно произнес Киеран, влезая в разговор. — Послушайте меня. Это просто потрясно, это — блеск!
Он заметил, как Джейк нахмурился.