— Но разве появление модернизированных заводов не разрушит традиционный образ жизни местных народов? — спросила Амбер.
Макс нахмурился.
— Что ж, это как раз-таки то, о чем ты должна будешь написать. В этой статье ты должна отразить все выгоды, которые они смогут получить благодаря модернизации. Боже мой, да ведь эти люди живут еще в Средневековье. Подумай, какие возможности у них появятся после этого!
Амбер так и подмывало напомнить Максу о том, какой у него был настрой, когда она собиралась поступать в университет, но она сдержалась.
— Что об этом думает Танде Ндяи? — спросила она спокойно.
— Он стоит перед большим выбором, — Макс пожал плечами. — Он в растерянности. Если он дает добро на этот проект — кстати, я не говорил тебе, что он скоро станет министром, — тогда ему придется сражаться с традиционалистами. Если откажется, то ему придется отвечать перед премьер-министром. Дело в том, что стране нужна модернизация. Он знает это, я знаю это… но все не так просто. И если мнение большинства общественности будет за проект, тогда у нас будут все шансы на успех.
— И ты считаешь, что маленькая статья сможет справиться с этим.
— Нет, но она положит этому начало. Нам нужны сторонники, конечно же… а такая статья, как эта, будет прочитана тысячами людей, правильными людьми. Когда они заинтересуются, заинтересуются и другие журналисты, и тогда снежный ком начнет постепенно нарастать. Я знаю, так обычно и происходит.
— А когда, эта… статья… должна быть готова?
— Чем раньше, тем лучше. Теперь послушай, как я все организовал.
Амбер откинулась назад и в изумлении слушала, как Макс обрисовывал план ее поездки, даты и встречу с Танде Ндяи у него дома в Бамако.
— Ты сам это все продумал? — было все, что она могла вымолвить, когда он наконец закончил. Макс в свою очередь выглядел очень довольным.
— Вообще-то, мы вдвоем занимались этим. Дело в том, что мы должны действовать как можно быстрее. Среди прочих дел в Восточном Берлине Танде говорил с немцами о ведущих промышленных отраслях и их развитии. Они не заостряли внимание на соляной промышленности, но мы дали им время — они обязательно заговорят об этом. Это победа, Амбер. Мы не можем ошибиться. — Амбер взглянула на него. Может быть, она впервые слышала страсть в голосе отца. Макс хотел во что бы то ни стало заставить этот проект работать. — Я знаю, о чем ты думаешь, — вдруг заговорил Макс. — Нет, я так не поступаю. Я воссоединяю людей; я не делец. Но я устал от этого. Устал от того, что все время играю роль посредника. Я хочу побыть хоть раз на передовых позициях, стать лидером. Хочу сделать что-нибудь реальное, значимое, что я смогу ощутить.
— Но ведь ты не тратишь время впустую… ты делаешь деньги.
— Деньги. Да, я делаю деньги. Это говорит во мне мое еврейское начало. — Амбер значительно посмотрела на него. — Нет, я не это имел в виду, я хотел сказать… мы… евреи… мы всегда плывем по течению, мы лишь устраиваем дела, мы средние люди. Мы вкладываем деньги в наши головы, образование, бизнес… в вещи, которые у нас никто не сможет отнять. Так говорил мой отец.
— Ты… ты никогда прежде не говорил о нем. Я ничего не знаю о дедушке, — замешкалась Амбер.
— Я и не предполагал, что ты знаешь о нем что-то, — тихо проговорил Макс, глядя на свои руки. У Амбер перехватило дыхание. — Как бы там ни было, теперь это все в прошлом. — Он поднял решительно и гордо голову и посмотрел на нее. — Поэтому… куда мне следует выслать билеты? Тебе домой?
— Куда ты собралась? — Похоже, Бекки никогда не слышала о Мали.
— В Мали, это в Африке.