Но Трэвис так и не вышел. И не ждал ее, как обычно. Поняв, что дело неладно, она принялась колотить в дверь и звать Трэвиса, не заботясь о том, что разбудит весь дом. Во двор выбежала мать в халате и шлепанцах:
– Кимберли! Что ты так вопишь?
– Где Трэвис? – всхлипнула девочка, сдерживая слезы.
– Да успокоишься ты наконец? Возможно, они проспали.
– Нет! Что-то случилось!
Мать, поколебавшись, повернула ручку. Дверь открылась. Внутри никого. И никаких признаков, что здесь кто-то жил.
– Оставайся здесь, – велела мать. – Я узнаю, в чем дело.
Она поспешила к входу, но машины миссис Меррит не оказалось на месте. Было слишком рано будить мистера Бертрана, но мама Ким была так встревожена из-за Люси и ее сына, что, не раздумывая, шагнула внутрь.
Бертран спал на диване, доказывая этим, что подозрения окружающих не были беспочвенными. Похоже, на ночь он не уходил наверх, в спальню. И проснулся мгновенно, всегда готовый услышать хорошую сплетню.
– Солнышко, – пояснил он, – они умчались отсюда в два часа ночи. Я спал без задних ног, и Люси меня разбудила. Хотела знать, можно ли купить старую швейную машинку.
– Надеюсь, вы подарили ей эту древность.
– Почти. Попросил только пятьдесят долларов.
Миссис Олдредж нахмурилась.
– Куда они поехали? И почему среди ночи?
– Люси сказала только, что кто-то позвонил, сообщил, что ее муж возвращается, и ей нужно уехать.
– Но куда? Я должна позвонить ей, убедиться, что все в порядке.
– Она умоляла не звонить и не пробовать с ней связаться.
Он понизил голос:
– И добавила, что никто не должен знать, что они с Трэвисом были здесь.
– Все это звучит очень скверно.
Миссис Олдредж села на диван, но тут же вскочила.
– Господи! Что станет с Ким?! Я боюсь ей сказать. Она будет безутешна! Обожает этого мальчика.
– Славный парень, – согласился Бертран. – И кожа как фарфор. Надеюсь, он сохранит ее такой же и не позволит солнцу ее испортить, Думаю, своей коже я обязан привычке никогда не выходить на солнце.
Миссис Олдредж, хмурясь, пошла к Ким сказать, что ее друг уехал и что она скорее всего никогда его больше не увидит.
Ким отреагировала лучше, чем ожидала мать. Ни слез, ни истерик, по крайней мере на людях. Но прошло много недель, прежде чем девочка стала прежней.
Мать повезла ее в Вильямсбург, чтобы купить дорогую рамочку для единственного снимка, на котором были она и Трэвис. Дети стояли у велосипедов, грязные, и широко улыбались.
Как раз перед тем, как миссис Олдредж щелкнула затвором, Трэвис обнял Ким за плечи, а она его – за талию. Само детство смотрело на нее с этого снимка, который прекрасно выглядел в выбранной Ким рамке. Она поставила фото на тумбочку у кровати, чтобы видеть перед сном и когда просыпается.
Прошел месяц после исчезновения Трэвиса и Люси, когда Ким поставила на уши весь дом. Вся семья собралась за ужином, и Рид, старший брат Ким, спросил, что та собирается делать с велосипедом, который Трэвис оставил в Эдилин-Мэноре.
– Ничего, – отрезала Ким. – Я ничего не могу сделать из-за этого ублюдка, папаши Трэвиса!
Все окаменели.
– Что ты сказала? – прошептала мать, не веря ушам.
– Этого ублюд…
– Я тебя слышала! – перебила мать. – И не позволю восьмилетней девочке употреблять подобные слова в моем доме. Немедленно иди в свою комнату!
– Но ма… – начала сбитая с толку и готовая заплакать Ким. – Ты сама всегда так его называешь.
Мать, не отвечая, показала на дверь, и Ким вышла из-за стола. И не успела закрыть за собой дверь своей комнаты, как услышала взрыв смеха.
Ким взяла снимок Трэвиса и прошептала:
– Будь ты здесь, я научила бы тебя грязному слову.
Поставила снимок, растянулась на постели и стала ждать, пока папу пришлют «потолковать» с ней. Он обязательно принесет ей поесть, тайком, конечно. Он был милым и добрым, а на долю матери оставались строгость и дисциплина. Как несправедливо, что Ким наказали за то, что повторила слова, несколько раз слышанные от матери.
– Не родители, а ублюдки, – пробормотала Ким и прижала снимок к груди. Она никогда не забудет Трэвиса и никогда не перестанет на него смотреть!
Глава 1
Нью-Йорк
2011 год
Большой офис, занявший угол шестьдесят первого этажа. Окна от пола до потолка по двум стенам. Из окон открывается захватывающий дух вид на нью-йоркские небоскребы до самого горизонта. На двух других висят дорогие, выбранные дизайнером картины, не дающие, правда, представления о профессии владельца офиса. Посреди комнаты – письменный стол розового дерева. А кресло из стали и кожи занято Трэвисом Максвеллом. Высокий, широкоплечий, смугло-красивый…