— Да! Потому что должен был встретиться со своей женой! — Герцог снова прошелся по комнате и остановился возле девушки. — Почему ты искушаешь меня? Я из последних сил борюсь с собой, пытаюсь вести себя достойно, как и положено порядочному человеку. Но когда ты смотришь на меня вот так, я забываю обо всем на свете, за исключением того, что я снова обрел тебя, что ты здесь, что ты любишь меня и что ты моя!
Она заглянула в его глаза и… забыла о времени. Он стоял строгий, сосредоточенный, серьезный, не смея прикоснуться к ней даже рукой. Вот он отвернулся и издал возглас отчаяния, словно его железная выдержка уже оставляла его и силы сопротивления были на исходе.
— Уходи, Вирджиния! — проговорил он хрипло. — И попроси тетю Эллу Мей, чтобы она поскорее прислала сюда мою жену. Я должен поговорить с ней.
— О чем ты хочешь поговорить с ней?
— А разве ты не знаешь? Не можешь догадаться? Я приехал сюда специально, чтобы просить свою жену, умолять ее на коленях, чтобы она дала мне развод. А теперь уходи, Вирджиния, и оставь меня наедине с тем, что мне предстоит.
— А вдруг она откажется?
— Она не может, она не должна поступить так, — тихо проговорил герцог, — мне нужен развод, и ты знаешь почему.
В комнате повисла напряженная тишина, а потом заговорила Вирджиния. Было такое впечатление, что она долго искала нужные слова.
— Но если… твоя жена… если она откажет тебе в разводе, то разве нашей любви будет мало, чтобы быть вместе?
— Мало? — резко переспросил ее герцог. — Мало для кого? Для тебя или для меня? Но разве тебе не ясно, Вирджиния, что дело здесь не только в нас? Да ты и сама отчетливо дала мне понять это тогда, в «Сердце королевы», когда мы разговаривали с тобой о запретной любви. Помнишь, ты говорила, что не признаешь любви, которая должна скрываться и прятаться по углам. Конечно, я не перестаю желать тебя как женщину. Одному Богу известно, как я желаю тебя, Вирджиния! Но мне мало этого! Я хочу жениться на тебе! Но прежде всего мне необходимо поговорить со своей женой. Буду просить ее о величайшей милости, умолять о снисхождении, просить, чтобы она отпустила меня, дала согласие на разрыв нашего брака, который всегда казался мне издевкой и злой насмешкой над тем, что люди понимают под браком.
Вирджиния сжала руки и попыталась успокоиться, ибо ее всю трясло. На какое-то мгновение ей даже показалось, что она сейчас лишится чувств, настолько пьянящим было ощущение радости и счастья от слов герцога. Ее словно опалило огнем, от которого быстрее побежала кровь по жилам и яснее стала голова.
— Себастьян, — начала она дрожащим голосом, — я должна тебе кое в чем признаться.
— Ступай, Вирджиния! — проговорил герцог почти сердито. — Я не могу больше быть с тобой.
— Но это очень важно, Себастьян! Выслушай меня!
— Что? — спросил он, не глядя на девушку.
— Но я боюсь, ты рассердишься на меня, Себастьян!
— Боишься меня? — удивился он.
— Да! — повторила Вирджиния. — Ты и сам не подозреваешь, как… ты… страшен… когда зол.
Герцог не сдержал улыбки.
— Ах, Вирджиния! Какое ты еще в сущности дитя! Удивительна твоя способность мгновенно превращаться из серьезной женщины в ребенка, могущего растопить сердце любого человека.
— Так ты… обещаешь, что не будешь злиться, что бы я ни сказала тебе?
— Злиться на тебя? Не представляю, за что! Но если тебе так хочется, я обещаю.
— Тогда, Себастьян, — начала Вирджиния еле слышно, — повтори, пожалуйста, то… ради чего ты приехал сюда… и ради чего… готов стать на колени.
— Я не понимаю, о чем ты, Вирджиния!
— Видишь ли… Себастьян… ты… часто говорил, — дрогнувшим голосом начала Вирджиния, — ты… говорил, что я кажусь тебе… такой честной, такой… искренней, а ведь на самом деле… я обманывала тебя все это время.
— О чем ты говоришь? — рассерженно перебил ее герцог. — Ты обманывала меня? С кем? В твоей жизни нет и не может быть другого мужчины!
Он яростно схватил ее руку и вцепился в нее с такой силой, что она едва не вскрикнула от боли.
— О нет! — прошептала Вирджиния. — Ты… единственный мужчина в моей жизни… и мой муж!
Сбитый с толку ее словами герцог смотрел на нее непонимающим взглядом. В его глазах она ясно читала, что он просто считает ее сумасшедшей. Потом медленно, словно нехотя, он отпустил ее руку, отступил на шаг назад и снова посмотрел на нее. Лицо его побелело от волнения.
— То есть ты хочешь сказать, — слова застревали у него в горле и были похожи на хрип, — что ты — моя жена?!
— Да… твоя жена… Но Себастьян… ты обещал мне, что не будешь сердиться.