Генри сползает со стула и направляется в уборную. По толпе словно проходит рябь, головы поворачиваются ему вслед. Какой-то парень хватает его за руку и начинает рассказывать о своем фотопроекте, мол, Генри идеально подходит, и подсовывает свою визитку.
Две женщины пытаются вовлечь его в беседу.
– Хотела бы я иметь такого сына, – смущенно признается одна.
– Сына? – хрипло смеется другая.
Генри выворачивается и по коридору сбегает от них в уборную, где прислоняется к туалетному столику.
Он не имеет ни малейшего понятия, что происходит.
Начинает вспоминать: кофейня утром, телефон Ванессы на дне стакана; все эти покупатели в книжном, которым непременно требовалась его помощь; Мюриэль делает ему комплимент; светлый туман, который словно дым от свечи затягивает их глаза.
Генри смотрит на запястье, где мерцают под лампами уборной часы, и впервые понимает, что все произошло на самом деле.
Тот мужчина под дождем был настоящим.
Сделка – реальной.
– Привет!
Генри поднимает взгляд – перед ним стоит парень с остекленевшими глазами и улыбается ему, словно встретил лучшего друга.
– Кажись, тебе не помешает взбодриться. – Он протягивает ему небольшую стеклянную склянку с горсткой белого порошка.
Первый раз Генри попробовал наркоту в двадцать.
За трибунами стадиона кто-то протянул ему косяк. Дым обжег легкие, и Генри чуть не вырвало, но потом все пошло… мягко. Травка расширила место в черепной коробке, успокоила тревогу в сердце. Однако он не мог контролировать процесс. Валиум и Ксанакс нравились Генри больше, они притупляли все сразу, но к тяжелым наркотикам он не прикасался. Боялся – только не того, что все пойдет не так, а другого: что ему слишком понравится. Боялся соскользнуть, покатиться по наклонной, понять, что не хватает сил остановиться.
В любом случае в кайфе Генри искал иного: просто тишины – такой счастливый побочный эффект. Ради Табиты он старался воздерживаться, но Табита ушла, и теперь все это неважно.
Уже неважно.
Генри просто хочет, чтобы ему стало хорошо.
Подцепляет порошок большим пальцем – хоть и не знает, правильно ли делает, – и вдыхает. Тот врывается в ноздри ледяным холодом, и вдруг весь мир будто распахивается. Все проясняется, цвета сияют ярче, а картинка почему-то становится одновременно резкой и расплывчатой.
Наверное, Генри что-то сказал, потому что парень смеется. Вдруг он протягивает руку и стирает с щеки Генри какое-то пятнышко, обжигая, как электрический разряд, будто там, где кожа касается кожи, проскакивает искра.
– Ты просто совершенство, – говорит незнакомец, поглаживая его подбородок.
Генри краснеет. Его накрывает волна головокружительного жара, и он рвется прочь.
– Прости, – бормочет Генри, сбегая в коридор, где прислоняется к стене и ждет, пока мир встанет на место.
– Привет.
Перед ним стоит другой парень. За плечи он обнимает девушку; оба они высокие и по-кошачьи гибкие.
– Как тебя зовут? – спрашивает парень.
– Генри.
– Генри, – эхом вторит его подружка с кошачьей ухмылкой.
Ее взгляд полон такого откровенного вожделения, что Генри вздрагивает. Никто ни разу на него так не смотрел. Ни Табита, ни Робби. Ни на первом свидании, ни в разгар секса, ни когда он опустился на колено…
– Меня зовут Люсия, а это – Бенджи. Мы искали тебя.
– Что я натворил?
– Пока ничего, – криво улыбается она, прикусывая губу.
Парень, изнывая от похоти, смотрит на Генри, но тот сначала не понимает, чего они от него хотят.
А потом вдруг до него доходит. И Генри разражается странным безудержным смехом.
Ему никогда не доводилось участвовать в тройничке, если не считать тот раз в университете, когда они с Робби и еще одним парнем просто невероятно напились. Генри так и не вспомнил, что происходило потом.
– Идем с нами, – зовет Люсия, протягивая руку.
Десятки оправданий звучат в голове Генри и снова исчезают, когда он все же отправляется с новыми знакомыми.
VIII
7 сентября 2013
Нью-Йорк
Боже, как приятно быть желанным.
Куда бы ни пошел Генри, везде он ощущает пульсацию направленного на него внимания. И купается в этом внимании, в улыбках, тепле, свете. Впервые по-настоящему Генри понимает, что такое «опьянение властью».
Это все равно что выпустить тяжелую ношу, которая оттягивала уставшие руки. Внезапная и немедленная легкость, словно воздух в груди, словно солнце после дождя.
Так здорово пользоваться самому, а не давать пользоваться собой.