В глубине чащи воздух прохладнее, под куполом леса ночь ближе. Теперь ей понятно, почему в тот день она потеряла счет времени. Почему граница между тьмой и закатом оказалась столь размытой. Она все думает – стала бы взывать к богам, если б знала, который час? Стала бы молиться, зная, кто ответит?
Адди не отвечает на эти вопросы.
Ответы ни к чему.
Адди не знает, долго ли он крался за ней в тиши. Только слышит, как за спиной трещит ветка.
– Какое странное паломничество…
Адди улыбается про себя.
– Неужели?
Поворачивается и видит: Люк стоит, прислонившись спиной к дереву.
Они встречаются не впервые с памятной ночи, когда он забрал душу Бетховена. Но Адди до сих пор не забыла ту сцену. А еще она помнит, что он специально все это ей показал. Чтобы она взглянула на него и познала силу его власти. Но это было глупо. Все равно что сбросить карты, когда на кону самые высокие ставки.
«Я вижу тебя, – думает она, когда Люк отходит от дерева. – Я видела твое истинное обличье. Больше ты меня не напугаешь».
Он ступает в бледный круг света.
– Что привело тебя сюда?
– Можешь считать, что ностальгия, – пожимает плечами Адди.
– Я зову это слабостью, – задирает подбородок Люк. – Ты ходишь кругами, когда можно проложить новый путь.
– Как я могу проложить путь, когда не могу соорудить даже горку камней? Освободи меня – и увидишь, на что я способна, – хмурится Адди.
Люк со вздохом растворяется в темноте и возникает у нее за спиной, обдувая своим дыханием ее волосы.
– Аделин, Аделин… – упрекает он, но Адди знает, что, если повернется, его там не окажется.
Потому она стоит на месте, не отводя глаз от чащи, и даже не отшатывается, когда он касается ее и обнимает за плечи.
От Люка пахнет дубом, листьями и напитанным дождем полем.
– Разве ты не устала? – спрашивает мрак.
И тут она вздрагивает. Адди ждала колкостей, но к вопросу, да еще заданному почти нежно, оказалась не готова.
Прошло сто сорок лет. Целый век и еще почти половину она прожила будто эхо, будто призрак.
Конечно Адди устала.
– Разве ты не хочешь отдохнуть, дорогая?
Слова осенней паутинкой скользят по ее коже.
– Я бы похоронил тебя здесь, рядом с Эстель. Вырастил бы над твоей могилой дерево…
Адди закрывает глаза.
Да, она устала. Возможно, годы не сделали хрупкими ее кости, не ослабили тело, но усталость поселилась в душе как гниль. Случаются дни, когда Адди страшится прожить еще год, еще десяток лет, еще век. Случаются бессонные ночи, когда она мечтает умереть.
Но утром Адди просыпается и видит розовое или оранжевое рассветное небо, просвечивающее сквозь облака, или слышит плач одинокой скрипки, музыку и вспоминает, что в мире существует красота.
И ей не хочется ничего упустить – абсолютно ничего.
Адди поворачивается в его объятиях и смотрит Люку в глаза. Она не знает, в чем дело. В наступающей ли ночи или в самой чаще, но Люк выглядит иначе. Вот уже несколько лет он появляется в кружевах и бархате, одетый по последней моде. А еще представал перед ней в образе черной дыры, необузданной и жестокой. Но сейчас Люк совершенно другой.
Он как незнакомец, что она встретила той ночью. Дикая магия в обличье любовника.
Его очертания скрадывает тень, кожа цвета лунного света, оттенок глаз в точности как лесная зелень.
Неприрученное создание.
Но и Адди тоже.
– Устала? – с вызывающей улыбкой переспрашивает она. – Я только просыпаюсь.
Ей кажется, он вознегодует, превратится в мрачную тень с клыками, но в глазах Люка нет и следа желтых крапинок. Они окрасились новым, пылающим оттенком зеленого. Позже, годы спустя, она поймет, что означает этот цвет, – веселье. Сегодня она видит лишь его проблеск.
Люк легко касается губами ее щеки.
– Даже камни рассыпаются в прах, – шепчет он и исчезает.
XII
13 июня 2014
Нью-Йорк
Парень и девушка идут держась за руки.
Они направляются в «Трикотажную Фабрику», и, как большинство мест в Уильямсбурге, она совсем не то, чем кажется: не магазин народных ремесел и не ткацкая фабрика, а концертная площадка на северной окраине Бруклина.
Сегодня день рождения Генри.
Он спросил, когда родилась Адди, и, выяснив, что день рождения был в марте, огорчился.
– Жаль, что я все пропустил.
– Самое лучшее в днях рождениях то, что они случаются каждый год, – утешила Адди, прижимаясь к нему.
Она тогда немного посмеялась, а глядя на нее, и он тоже, но в голосе Генри осталась какая-то грусть, и Адди решила, что это просто от рассеянности.
Друзья Генри заняли столик у сцены и водрузили на него небольшие подарочные коробки.