Оканчивается первый акт, и занавес падает. Адди вскакивает и принимается рукоплескать.
Она опускается на свое место; Люк смеется нежным шелковистым смехом.
– Тебе нравится опера.
Ей не хочется врать даже из желания ему досадить.
– Это чудесно.
– Угадаешь, кто из них мне принадлежит? – улыбается Люк.
Сначала Адди не понимает, но потом до нее доходит. Настроение сразу падает.
– Ты пришел потребовать их души? – спрашивает она и с облегчением видит, что он качает головой.
– Нет, не сегодня. Но скоро…
– Не понимаю, – удивляется Адди. – Зачем отнимать у них жизнь, когда они в самом расцвете?
– Таковы условия сделки, – многозначительно смотрит на нее Люк. – Цена им известна.
– Зачем талантливому человеку менять целую жизнь на несколько лет славы?
Улыбка Люка меркнет.
– Потому что время сурово ко всем, но еще суровее – к людям искусства. Зрение слабеет, голоса увядают, талант чахнет. – Подавшись ближе, он накручивает ее локон на палец. – Потому что счастье скоротечно, история долговечна, и под конец все хотят, чтобы их помнили.
Слова как нож, что вспарывает плоть глубоко и быстро.
Адди отбрасывает его руку и снова поворачивается к сцене. Опера продолжается.
Представление долгое и вместе с тем заканчивается слишком скоро.
Часы пролетают мгновенно. Хорошо бы остаться, уютно устроившись в кресле, и снова послушать оперу, потеряться в чужой трагедии, забыться красивыми голосами.
И все же она не может не изумляться: все, что Адди полюбила, она узнала благодаря им – благодаря ему.
Поднявшись, Люк предлагает ей руку.
Адди ее не принимает.
Они прогуливаются рядом по ночному Мюнхену. После оперы Адди все еще парит над землей, голоса певцов колоколом гудят в ней.
Но и вопрос Люка тоже не смолкает в голове.
Кто из них принадлежит мне?
Она бросает взгляд на элегантную фигуру, вышагивающую рядом в темноте.
– Какой была самая странная сделка, что тебе доводилось совершать?
Запрокинув голову, Люк погружается в размышления.
– Жанна д`Арк, – заключает он. – Отдала душу за проклятый меч, и ее нельзя было одолеть.
– Но в конце концов ее победили, – хмурится Адди.
– Однако не в бою, – лукаво ухмыляется Люк. – Не думай, что я придираюсь к словам, пойми: сила сделки – в ее формулировках. Жанна просила, чтобы бог защищал ее, пока у нее в руках меч. Но не просила способности его удержать.
Адди потрясенно качает головой.
– Я отказываюсь верить, что Жанна д`Арк заключила договор с тьмой!
Губы Люка приоткрываются, демонстрируя острые зубы.
– Хм… Возможно, я позволил ей верить, что к ней снизошло более… ангельское создание. Но сдается мне, в глубине души она знала. Величие требует жертв. Неважно, кому ты приносишь жертву, важно – во имя чего. К тому же в итоге она все же стала той, кем хотела.
– Мученицей?
– Легендой.
Адди задумчиво качает головой.
– Но как же творцы… Подумай, сколько прекрасного они могли еще принести в мир. Разве ты не скорбишь о них?
Люк мрачнеет.
Адди вспоминает, в каком настроении он был в ночь, когда они встретились в Национальной галерее, первые слова, что Люк произнес в комнате Бетховена.
Какая потеря.
– Разумеется, – отвечает Люк. – Но у великого искусства высокая цена. – Он отводит взгляд. – Уж тебе ли не знать в конце концов мы оба в каком-то смысле ему покровительствуем.
– Я совсем другая! – протестует Адди, но в словах ее почти нет яда. – Я муза, а ты – вор.
– За все нужно платить, – пожимает плечами Люк и больше не произносит ничего.
Он наконец ее покидает, и Адди остается бродить по городу, а в голове у нее продолжает звучать опера, превосходно сохранившаяся в памяти. И тогда Адди безмолвно задается вопросом – разве человеческой душой можно оплатить столь великое искусство?
XIV
4 июля 2014
Нью-Йорк
Город вспыхивает огнями.
Они собрались на крыше у Робби вместе с еще парой десятков приятелей посмотреть, как фейерверк раскрашивает небо Манхэттена в розовый, зеленый и золотой.
Адди и Генри, конечно, стоят рядом, но для объятий слишком жарко. У него запотели очки, а пиво он почти не пьет, просто прижимает банку к шее.
В воздухе проносится ветерок, даря примерно такое же облегчение, как сушильная вытяжка. Все принимаются преувеличенно ахать и охать, возможно, радуясь фейерверкам, возможно – слабому дуновению воздуха.