– Это твой? – спрашивает Адди, когда двери разъезжаются в стороны.
– Ничто по-настоящему мне не принадлежит, – отвечает он, когда они входят в лифт.
Подъем длится недолго: всего три этажа, и лифт останавливается, створки раздвигаются, открывая панорамный вид на город.
Черными буквами у ног Адди вьется название: «Легкий путь».
Она только закатывает глаза:
– А «Преисподнюю» что, уже заняли?
Глаза Люка сверкают от удовольствия.
– «Преисподняя» – это другой клуб.
Полы отлиты из бронзы, перила стеклянные, потолок не заслоняет небо; одни гости отдыхают на бархатных диванах, другие окунают ступни в неглубокие бассейны, третьи возле ограждения крыши любуются видом на город.
– Мистер Грин! – радостно восклицает хостес. – С возвращением.
– Спасибо, Рене. Позволь представить тебе Аделин. Предоставь ей все, чего она только ни пожелает.
Рене бросает на Адди взгляд, но по хостес видно: та действует без принуждения, нет ощущения, что девушка зачарована, в ней заметна лишь преданность ответственного сотрудника, который отлично справляется с работой.
Адди просит самый дорогой напиток, и Рене с ухмылкой смотрит на Люка:
– Вы нашли подходящую пару.
– Верно, – отвечает он, опуская руку на талию Адди и слегка подталкивая ее вперед.
Она ускоряет шаг, устремляясь сквозь толпу гостей к стеклянному ограждению, откуда открывается вид на Манхеттен, и Люк роняет руку. Звезд, конечно, не видно, зато во все стороны галактикой света простирается Нью-Йорк.
По крайней мере, здесь, наверху, Адди может дышать свободно.
Повсюду легкий смех, фоновый шум толпы, наслаждающейся собой, и это намного приятнее душной тишины пустого ресторана, молчания в замкнутом пространстве машины. Над головой – открытое небо, вид на прекрасный город, к тому же они больше не наедине.
Рене приносит бутылку шампанского с легким налетом пыли на стекле.
– «Дом Периньон, 1959», – провозглашает она, предъявляя бутылку для осмотра. – Из ваших личных запасов, мистер Грин.
Повинуясь взмаху его руки, Рене откупоривает шампанское и наливает в бокалы. Пузырьки такие крошечные, что кажутся бриллиантовыми вкраплениями в стекле.
Адди пробует напиток и наслаждается искорками, покалывающими язык. Она разглядывает гостей: лица из тех, что кажутся узнаваемыми, хотя сложно сказать, где вы их видели. Люк показывает ей сенаторов, актеров, авторов книг и критиков, и она думает – продал ли кто-то из них сегодня свою душу? Или только собирается?
Адди смотрит в свой бокал – пузырьки все еще плавно поднимаются на поверхность. Наконец она начинает говорить, не повышая голоса, почти шепотом, который тонет в гуле толпы, но Адди знает: Люк слушает и слышит.
– Отпусти его, Люк.
Тот поджимает губы.
– Аделин, – предупреждающе произносит он.
– Ты обещал выслушать.
– Прекрасно. – Он опирается спиной на ограждение и простирает руки. – Расскажи мне все. Объясни, что ты нашла в нем – своем последнем человеческом любовнике.
«Генри Штраус внимательный и добрый, – хочет сказать Адди. – Умный и живой, ласковый и нежный».
В нем есть все, чего нет в тебе.
Но Адди знает, что действовать нужно осторожно.
– Что я в нем нашла? – переспрашивает она. – Себя. Не ту, какой стала, но, возможно, какой была в ночь, когда ты пришел меня спасти.
– Генри Штраус хотел умереть, – хмурится Люк. – Ты хотела жить. Вы совершенно не похожи.
– Все не так просто.
– Неужели?
Адди качает головой.
– Ты видишь одни изъяны и промахи, слабости, которые можно использовать. Но люди сложнее, Люк, и это изумительно. Они живут, любят, совершают ошибки и столько всего чувствуют. И возможно – возможно, – я больше не одна из них, – вырывается у нее, потому что Адди знает – это правда. К добру или к худу. – Но я помню, – продолжает она, – помню, каково это, и Генри…
– С Генри все кончено.
– Он ищет себя, – возражает Адди. – И найдет, если ты ему позволишь.
– Позволь я ему, он спрыгнул бы с крыши.
– Ты не можешь знать и не узнаешь, потому что вмешался.
– Я торгую душами, Аделин, а не даю второй шанс.
– А я умоляю тебя отпустить его. Меня ты не отпустишь, так отдай взамен Генри.
Люк раздраженно фыркает и обводит крышу рукой.
– Выбирай, – приказывает он.
– Что?
– Выбери душу, которая займет его место. Любого незнакомца. Отдай проклятье Генри кому-то из них. – Его голос звучит приглушенно, спокойно и уверенно: – Всему есть цена. Она должна быть уплачена. Генри Штраус обменял свою душу. Ты отдашь чужую, чтобы вернуть ее?