Адди таращится на толпу, что беззаботно прогуливается по крыше, на узнаваемые и совершенно незнакомые лица. Юные и старые, в парах и одинокие.
Есть ли среди них невинные?
Есть ли жестокие?
Адди не знает, способна ли сделать это, но вот ее рука сама по себе поднимается и указывает на мужчину в толпе. Сердце глухо стучит в груди; она ждет, что Люк сейчас отпустит ее, выйдет вперед и потребует свое.
Но он не двигается с места. Лишь смеется.
– Ах, Аделин, – говорит он, целуя ее в макушку, – моя Аделин, ты даже не представляешь, насколько изменилась.
Адди поворачивается к нему, чувствуя, как до тошноты кружится голова.
– Больше никаких игр, – требует она.
– Хорошо, – соглашается Люк и утаскивает ее во тьму.
Крыша уходит из-под ног, вокруг простирается пустота, поглотившая все, кроме беззвездного неба, бесконечная, яростная ночь. А когда мгновение спустя та исчезает, мир погружается в тишину, город пропал из виду, и Адди снова остается одна в чаще леса.
XIV
1 мая 1984
Новый Орлеан, Луизиана
А вот как все заканчивается.
На подоконнике мерцают свечи, отбрасывая длинные колеблющиеся тени на кровать. За распахнутым окном простирается самая черная ночь, в воздухе веет первыми проблесками лета. Адди нежится в объятиях Люка, а тот, как простыня, окутывает ее.
«Вот что такое дом», – думает Адди.
Возможно, это и правда любовь.
И это самое ужасное. Она наконец кое-что забыла. Что совершенно неправильно, ведь только это и стоило помнить. Мужчина в ее постели – не человек. Их жизнь – не жизнь вовсе. Это игры, сражения в конце концов своего рода война.
Что-то прикасается к ее подбородку, и Адди чудится – зубы.
Люк шепчет, уткнувшись ей в затылок:
– Моя Аделин…
– Я не твоя, – говорит она, но Люк лишь улыбается, Адди чувствует его улыбку.
– И все же мы вместе. Мы принадлежим друг другу.
Ты принадлежишь мне.
– Ты меня любишь? – спрашивает она.
Он рассеянно поглаживает ее по ноге.
– Ты же знаешь, что да.
– Тогда отпусти меня.
– Я не держу тебя здесь.
– Я не то имела в виду, – говорит Адди, приподнимаясь на локте. – Дай мне свободу.
Люк немного отодвигается, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Я не могу разорвать сделку. – Он склоняет голову, задевая черными прядями ее щеку, и шепчет: – Но, возможно, получится ее обновить.
Сердце Адди тяжело колотится в груди.
– Может быть, я смогу изменить условия.
Она замирает, едва дыша. Слова Люка отдаются на коже.
– Улучшить их, – бормочет он. – Тебе нужно лишь сдаться.
Ее словно обдает холодом.
Спектакль окончен. На сцену опускается занавес: прекрасные декорации, постановка, актеры – все скрывает темный полог.
Сдайся.
Приказ, сказанный шепотом в ночи.
Предупреждение сломленному.
Вопрос, который Люк задавал снова, снова и снова – годами, – пока не перестал. Давно ли он прекратил спрашивать? Но, конечно же, Адди знает: это случилось тогда, когда изменились его методы, когда он смягчился.
Она круглая дура. Дура, потому что решила, что все это означает мир, а не войну.
Сдайся.
– Что? – удивляется Люк, изображая непонимание, но Адди бросает ему в лицо его же слово.
– Сдаться?
– Это просто фигура речи, – отмахивается Люк, однако он сам и научил ее, что слова обладают властью.
Слово это все, слово Люка – змея, уловка, проклятие.
– Такова природа вещей, – объясняет дьявол и продолжает уверять: – Просто чтобы изменить сделку.
Но Адди отшатывается от него, высвобождаясь из объятий.
– Хочешь, чтобы я тебе доверилась? Сдалась и ждала, что ты меня вернешь?
За столько лет он множество раз менял формулировки.
Ты смирилась?
– Считаешь меня идиоткой, Люк? – Лицо Адди горит от гнева. – Поразительно, и как это у тебя хватило терпения? Но ты всегда наслаждался охотой.
– Аделин… – Зеленые глаза прищуриваются во тьме.
– Не смей произносить мое имя! – звенящим от ярости голосом восклицает Адди, вскакивая на ноги. – Я ведь знала, что ты монстр, Люк, я столько раз это видела. И все же решила – не представляю, почему, – что после стольких лет… Но, конечно, это была не любовь, даже не милосердие. Просто очередная игра.
На мгновение ей кажется, что она ошиблась, – настолько обиженным и сбитым с толку выглядит Люк. Она спрашивает себя – а действительно ли он хотел сказать это, если, если…
Но все кончено.
Боль стекает с его лица и плавно, словно облако, затенившее солнце, растворяется. На губах Люка играет мрачная улыбка.
– Слишком утомительной оказалась эта игра.