Невозможно удержать время.
Оно мчится, стремительно несется вперед.
Адди смотрит на Генри, будто может прочесть его мысли, увидеть, как в голове назревает буря. Но Адди – солнышко, она разгоняет облака, и снова на горизонте чистое небо.
Она вытаскивает его из кровати и тянет на кухню. Генри сидит на табуретке и наблюдает за Адди, которая готовит омлет и рассказывает ему, как впервые летала на самолете, услышала песню по радио, увидела фильм.
Это ее последний подарок, таких мгновений у Генри больше не будет.
Он тоже преподносит ей последний дар – слушает.
Вот бы снова забраться в постель с Томиком, но оба знают – пути назад нет.
Теперь, когда они оттуда выбрались, неподвижность кажется Генри невыносимой. В нем бурлит беспокойная энергия, ему срочно требуется что-то предпринять, а времени не хватает, и Генри знает – его уже не будет никогда.
Время всегда заканчивается за секунду до того, как вам пора. Постоянно не хватает какого-то мгновения.
Поэтому, когда паника начинает захлестывать Генри, они одеваются, выходят на улицу и принимаются наворачивать круги по кварталу. Это все равно что зажимать рукой разбитое стекло, пытаться сдержать расползающиеся трещины, но Адди рядом, и ее пальцы переплетены с пальцами Генри.
– Знаешь, как прожить три сотни лет? – спрашивает она.
– Как? – подхватывает Генри.
– Так же, как живут год, – секунду за секундой.
У Генри гудят ноги, но беспокойство отступает – не исчезает совсем, но с ним уже можно справиться.
Они идут в «Негоциант», заказывают еду, но не едят, пиво, но не пьют – Генри невыносима идея провести последние несколько часов в опьянении, как бы ни боялся он встретить судьбу в трезвом виде.
Генри отпускает шуточки о последней трапезе, смеется над этой безумной мыслью, и лицо Адди искажается, всего на секунду, но Генри принимается извиняться – ему так жаль, а она обнимает его всем телом, и паника вновь вонзает в него свои когти.
В голове нарастает буря, затмевая небо над горизонтом, но Генри и не думает сопротивляться.
Пусть приходит.
И только когда начинается дождь, Генри понимает, что буря – настоящая. Он запрокидывает голову, позволяя каплям струиться ему на лицо, и думает о ночи в «Четвертом рельсе», о том, как они вышли из клуба на улицу и на них обрушился ливень, от которого перехватило дыхание. Он вспоминает о том дне, а не о крыше, и это что-то да значит.
Нынешний Генри так далек от того, который забрался на крышу год назад… А может, и не настолько далек. В конце концов, до края всего несколько шагов. Но Генри отдал бы все за то, чтобы спуститься обратно.
Боже, он отдал бы все за еще один день.
Солнце село, наступили сумерки, и Генри не встретит новый восход. Страх обрушивается на него, внезапный и предательский. Словно порыв ветра на застывший пейзаж. Генри сражается с ним, еще рано, чересчур рано, и Адди сжимает его руку, чтобы того не унесло прочь.
– Останься со мной, – просит она.
Генри отвечает:
– Я здесь.
Его пальцы крепко сжимают ее.
Ему нет нужды спрашивать, как ей – отвечать.
И без того ясно, что она будет рядом с ним до самого конца.
Что на сей раз он не останется один.
И с ним все хорошо.
Все хорошо.
Все будет хорошо. Время почти пришло.
XVIII
Время почти пришло, они уже на крыше.
Это та же самая крыша, на которую Генри поднялся год назад, та, где дьявол предложил ему сделку. Круг замкнулся. Генри не знает, должно ли все произойти здесь, но это кажется ему правильным.
Адди держит Генри за руку, и это тоже кажется правильным. Она – его громоотвод в надвигающейся буре.
Осталось совсем немного, стрелка на часах всего в одном делении от полуночи. Генри так и слышит голос Беа:
«Только ты можешь явиться загодя на собственные похороны».
И Генри невольно улыбается и жалеет, что почти ничего не сказал Беа и Робби, но дело в том, что он просто не доверял себе. Генри попрощался как мог, хотя до поры до времени они об этом не узнают. Не хочется причинять им страдания, но радостно, что они есть друг у друга.
Рука Адди сжимает его крепче.
Как это будет? Похоже на сердечный приступ, внезапный и сильный, или на тихий сон? У смерти множество лиц. Может, явится мрак, запустит руку ему в грудь и как по волшебству вырвет оттуда душу? Или неведомая сила заставит его закончить начатое год назад? Подойти к краю крыши и шагнуть вниз. Найдут ли его потом на улице внизу, будто он сам спрыгнул?
Или тело обнаружат на крыше?
Генри не знает.
Ему и не нужно знать.