Он готов.
Он, черт возьми, совершенно не готов!
Не был готов в прошлом году, когда незнакомец на крыше протянул ему руку, и не готов сейчас. Генри начинает подозревать, что к смерти вообще не готов никто – ни когда наступает время, ни когда мрак приходит потребовать свое.
Вдруг из соседского окна начинает струиться негромкая музыка, и Генри ненадолго забывает о смерти и крае крыши и вспоминает о девушке, которая держит его за руку. О той, что просит с ней потанцевать.
Генри притягивает ее к себе: она пахнет летом, вечностью и домом.
– Я здесь, – говорит Адди.
Она обещала оставаться с ним до самого конца.
До конца, до конца, до конца…
Слова эхом отдаются в голове, как бой часов, но еще не пора, еще осталось немного времени, хотя оно уходит так быстро.
Когда ты растешь, тебе говорят, что ты можешь испытывать за раз только одно чувство – злость, одиночество, удовольствие. Генри всегда думал, что это враки. Он испытывает множество чувств одновременно – десятки. Генри в растерянности, испуган и благодарен, ему жаль, он счастлив и боится.
Но он не один.
Снова начинается дождь, над городом разливается металлический запах бури. Генри она не страшит, ему кажется, в этом есть какая-то гармония.
Они медленно кружатся по крыше.
Генри несколько дней почти не спал, ноги у него налились тяжестью, голова с трудом соображает, минуты несутся одна за другой. Ему хочется, чтобы музыка была громче, а небо – светлее, чтобы у него было еще немного времени.
Никто не готов умирать.
Даже если он этого хочет.
Никто не готов.
Генри не готов.
Но время пришло, пора.
Адди что-то говорит, но часы остановились, стали невесомыми. Время пришло, Генри уже чувствует, как ускользает, как размывается его сознание. Сгущается ночь, и в любой миг из тьмы может появиться незнакомец.
Адди поворачивает его лицо к себе и продолжает говорить, но Генри не слушает, он боится, что это прощание. Ему хочется задержать мгновение, продлить его, нажать на паузу и сделать стоп-кадр. Пусть все так и кончится – не мраком или чем-то другим, просто он навсегда останется в этом мгновении. Память, застывшая в янтаре, в стекле, во времени.
Но Адди все еще продолжает говорить.
– Ты обещал меня выслушать! Обещал, что все запишешь.
Генри ничего не понимает – дневники лежат на полке. Он записал ее историю, каждое слово.
– Я так и сделал.
Но она качает головой.
– Генри, я ведь еще не рассказала, чем все закончится.
XIX
1 сентября 2014
Нью-Йорк, за три ночи до конца
Некоторые решения принимаются мгновенно. Другие – со временем.
После долгих лет мечтаний девушка заключает сделку с тьмой.
В парня она влюбляется мгновенно и решает его освободить.
Когда именно она принимает это решение, Адди не знает.
Возможно, в ту ночь, когда Люк вернулся в их жизнь. Или в тот вечер, когда Генри написал ее имя.
Или в тот день, когда он сказал: «Я тебя помню».
Точно Адди не знает, да это и неважно.
Важно то, что за три ночи до конца Адди потихоньку выбирается из постели. Генри ворочается во сне, слышит, как она крадется по коридору, но к тому времени, как Адди надевает туфли и ускользает из дома, уже снова спит.
На часах почти два – не то слишком поздно, не то слишком рано, и даже Бруклин дремлет, когда Адди торопится в «Негоциант». До закрытия еще час, толпа схлынула, осталось лишь несколько посетителей, твердо решивших надраться.
Она садится за барную стойку и заказывает текилу. Адди не большая любительница крепких напитков, но все же опрокидывает стопку. В груди разливается тепло. Адди лезет в карман и нащупывает кольцо.
Пальцы сжимают деревянный ободок. Достав его, она ставит кольцо вертикально на стойку. Но у него нет ни орла, ни решки, нельзя решить – да или нет, она уже сделала выбор, и другого не существует.
«Когда оно упадет, – думает Адди, – я его надену».
Кольцо начинает падать – кружится и раскачивается, но тут поверх него ложится рука, прижимая украшение к стойке.
Гладкая и сильная рука, с длинными пальцами – в точности такими, какими их Адди когда-то нарисовала.
– Почему ты не со своим возлюбленным?
Люк определенно не шутит. Его глаза невыразительны и темны.
– Он уснул, а мне не спится.
Люк убирает руку, и Адди смотрит на бледный кружок кольца на стойке.
– Аделин, – шепчет он, поглаживая ее по голове, – будет больно. Но боль проходит. Все когда-то заканчивается.
– Кроме нас, – бормочет Адди. И добавляет, словно сама себе: – Я рада, что это был только год.
Люк усаживается рядом.
– Понравилось тебе любить человека? Об этом ты мечтала?