Адди швыряет бутылку с дурманом ему в голову. Мрак не шевелит и пальцем, чтобы ее поймать, но в том нет нужды: она пролетает прямо сквозь него и разбивается о стену.
Он сочувственно улыбается ей.
– Здравствуй, Аделин.
Аделин…
Она думала, уже никогда не услышит это имя. Имя, что ноет, точно кровоподтек, имя, при звуках которого ее сердце пропускает удар.
– Ты… – рычит Адди.
В ответ следуют едва заметный наклон головы, легкая улыбка.
– Скучала?
Она бросается к нему, словно вылетевшая из бутылки пробка, хоть и думает, что пролетит насквозь, однако ее руки встречают плоть и кости или, по крайней мере, их иллюзию. Адди молотит кулаками по его груди, но это все равно что лупить по дереву, так же жестко и бессмысленно.
Мрак с веселым изумлением смотрит на нее сверху вниз:
– Вижу – скучала.
Она вырывается. Ей хочется кричать, злиться, рыдать в голос.
– Ты бросил меня там! Отнял все и ушел, знаешь, сколько раз по ночам я взывала…
– Я тебя слышал, – самодовольно усмехается мрак.
– Но так и не пришел! – гневно фыркает Адди.
Мрак разводит руками, как бы говоря: «Но теперь-то я здесь».
Адди хочется ударить его, хоть это бессмысленно, наказать, вышвырнуть из комнаты, но спросить она обязана:
– Почему? Почему ты это со мной сделал?
Он хмурит темные брови в напускной тревоге:
– Я лишь исполнил твое желание.
– Но я просила дать мне время и свободу…
– Я подарил тебе и то, и другое. – Он поглаживает спинку кровати. – Минувший год обошелся без жертв… – Адди издает задушенный писк, но мрак продолжает: – Ты ведь осталась цела, верно? И невредима. Совершенно не постарела. Не увяла. Что же до свободы – куда уж больше? Живешь и не держишь ни перед кем ответа.
– Ты знаешь, что я мечтала о другом!
– Ты сама не знала, чего хотела, – резко бросает он, шагнув к ней. – А если и так, следовало проявить осторожность!
– Ты меня облапошил…
– Ошибаешься, – возражает мрак, окончательно сокращая расстояние между ними. – Разве ты не помнишь, Аделин? – Он опускает голос до шепота: – Ты была так порывиста, так дерзка, бормотала что-то, путаясь в словах, точно запиналась о корни. Перечисляла все, чего не хочешь.
Мрак так близок к ней, он гладит ее по плечу, и Адди силится удержаться на месте – не хочет доставлять ему удовольствие, показывая испуг, не желает играть с ним в волка и овцу. Это непросто. Пусть мрак похож на ее незнакомца, он не мужчина. Даже не человек. Это всего-навсего маска, притом не слишком подходящая. Сквозь нее проглядывает существо из чащи, бесформенное, необъятное, чудовищное и опасное. За изумрудно-зелеными глазами поблескивает тьма.
– Ты просила дать тебе вечность, и я отказался. Ты просила, умоляла, и помнишь, что сказала потом? – Он начинает цитировать одновременно своим и ее голосом, что эхом вторит ему: – «Забирай мою жизнь, когда она мне надоест. Получишь мою душу, когда она будет мне не нужна».
Адди пытается отстраниться от него, от этих слов, но на сей раз мрак ей не позволяет. Он крепче сжимает ее руку и обхватывает сзади шею, точно любовник.
– Так не выгоднее ли для меня сделать твою жизнь невыносимой? Подтолкнуть к неминуемому поражению?
– Ты не должен был… – шепчет Адди, ненавидя свой дрожащий голос.
– Дорогая Аделин, – говорит мрак, запуская руку ей в волосы, – я торгую душами, а не занимаюсь благотворительностью.
Он усиливает хватку, заставляя ее запрокинуть голову. Адди встречается с ним взглядом – в чертах незнакомца нет ни капли светлого, только звериная красота.
– Ну же, – шепчет он, – отдай мне то, что я хочу, и покончим с этим, страдания прекратятся.
Душу – за жалкий год горя и безумия.
Душу – за медяки на булыжниках парижских доков. Не получишь!
Но все же нельзя сказать, что она не колебалась. В глубине души Адди захотелось сдаться, пусть и на короткий миг. Возможно, именно потому она спрашивает:
– И что будет со мной?
Его плечи – те самые, что она рисовала столько раз, те самые, что сама сотворила, – лишь неопределенно приподнимаются.
– Ты станешь ничем, дорогая, – просто отвечает он. – И это самая большая милость. Покорись, и я тебя освобожу.
Если Адди и колебалась в глубине души, если и хотела сдаться – это не продлилось дольше минуты. В мечтателях силен дух противоречия.
– Ни за что, – рычит она.
Мрак хмурится, зеленые глаза наливаются тьмой, словно намокшая ткань. Он убирает руки.
– Ты сдашься. И очень скоро.
Он не отступает, не поворачивается, чтобы уйти, он просто исчезает – его поглощает темнота.
V
13 марта 2014